Дом кино, конечно, поразил своим гостеприимством.
Наше истинно петербургское хамство ни с чем никогда не сравнится. Сразу
вспоминается анекдот про старушку, какающую в лифте. Рядом со старушкой
едет женщина, достает платок и сморкается. На что старушка ничтоже сумняшеся,
кряхтя, отвечает: “Сразу видно, дама, что вы не коренная ленинградка”.
А этот помните? “Мужчина, снимите ноги со стола!.. А, вы из Петербурга?
Тогда можете оставить”. Очаровательно, правда? Вот и я говорю.
Проходила в этом месяце (с 3-го по 7-е) в
Доме кино ретроспектива фильмов немецкого продюсера Артура Браунера, посвященных
Холокосту. Один из организаторов показа – Израильский культурный центр.
Поразительный факт: наша газета, издающаяся ежемесячно в Санкт-Петербурге
уже скоро пять лет и постоянно участвующая в различных городских культурных
мероприятиях, не получила даже намека на то, что состоится такая программа,
которую неплохо было бы своевременно отрекламировать и осветить на страницах
газеты. Видимо, работники ИКЦ настолько заняты другими важными делами,
что работа с еврейской прессой Санкт-Петербурга не входит в обязанности
его сотрудников. Что ж, пусть так...
Вооружившись своим редакторским удостоверением,
я решил самостоятельно приобщиться к важному событию, приуроченному к празднованию
60-летия снятия блокады. И вот тут-то мне пришлось столкнуться с бюрократической
системой Дома кино, стоящей на страже у входа в зрительный зал. Два раза,
как выяснилось, мне просто повезло, потому что билетер оказалась женщиной
понимающей, видит, идет молодой еврей, хочет посмотреть фильм, рассказывающий
о трагедии его народа, да еще и удостоверение показывает, спутница с ним...
Почему бы не пропустить в зал? Однако два следующих дня я сталкивался с
грубостью другой дамы, самоотверженно заменившей ту, сочувствующую. Два
дня она ни в какую не хотела меня со спутницей пропускать! И кричала вслед:
“Какой наглый, а!” И я думал, что сейчас она добавит что-нибудь такое,
что произносили в фильме актеры, игравшие фашистов. Я чувствоавал себя
евреем, которого ненавидит местное население. Но не все. Есть хорошие.
Все как в жизни. Неплохой экстрим: искусство вступило в контакт с реальностью...
Что касается самой программы, то все фильмы
были интересны и сильны по своему психологическому воздействию. Однако
очень забавной в этом ряду показалась лента Агнешки Холланд “Европа,
Европа” (1989) (так она называлась в американском прокате, на самом
деле – “Гитлерюнге Соломон”). Как сказано в буклете, “основой
фильма является подлинная история”, представляется же он совершеннейшей
сказкой в духе Эфраима Севелы (“Попугай, говорящий на идиш”).
Молодой симпатичный еврей (Марко Хофшнайдер),
спасаясь от нацистов, попадает в Польшу. Когда он моется в ванной, фашисты
устраивают кровавый погром, в результате чего мальчик
 |
Соломон отправлен в Берлин в школу “Гитлерюгенд”. Берлин взят, и среди освобожденных из лагеря герой встречает своего брата, что спасает его от уже нацеленной советской пули, потому что русские, они не немцы, – не поверили, что юнец в эсэсовской форме на самом деле еврей.
Потом все продолжает и дальше развиваться по сюжету сказки про Колобка. Соломон с братом сбегают от русских к американцам и оказываются в благословенном Эрец-Исраэль. Что и требовалось доказать. Впрочем, написано, что так было в жизни. В конце фильма даже показан тот самый Соломон Перель, с которым это все и случилось.
Если еще вспоминать курьезы этой кинопрограммы, то стоит обратить внимание на странную аннотацию, висевшую около кассы Дома кино и посвященную фильму “Горькая жатва” (1984, тоже А. Холланд”). В ней буквально говорилось, что фильм этот о том, что буржуазное городское сознание никогда не сможет вступить в согласие с простым крестьянским миром, вследствие чего и терпит катастрофу любовь. В общем, такая вот мелодрамка. Однако этот фильм, безусловно, не в пример удачнее “Европы, Европы” (кстати, непонятно, что выражает это американское название), совсем о другом, точнее совершенно не об этом. Он о том, какие сложные коллизии могут возникать в отношениях между поляками и евреями во время войны. Героиня фильма вскрывает себе вены не потому, что ей чуждо польское крестьянство, а потому, что она, поверив в последний раз в спасение, психологически больше не в силах начинать все сначала. Когда она просит своего “спасителя” Леона принести ей таз с водой, зрителю становится ясно, зачем он ей нужен. Не понимает этого только польский крестьянин Леон Вольный.
 |
 |
Звездным актерским составом выделялся фильм Фонса
Радемакерса “Розовый сад” (1989) – Лив Ульман, Максимилиан
Шелл, Питер Фонда, Гила Альмагор (звезда израильской театральной сцены).
Фильм о том, как в послевоенной Германии уходили от ответственности нацистские
преступники, повинные в страшных злодеяниях, в частности в убиении детей,
над которыми ставились чудовищные медицинские опыты. “Следствие не установило
с достаточной достоверностью, что дети слишком долго мучились, прежде чем
умереть... Кроме лишения жизни, им не был причинен никакой другой вред”.
Комментировать тут нечего. И вот таких людей всячески оберегает немецкое
правосудие.
Вторая часть программы проходила в новом здании
Публичной библиотеки напротив Парка Победы. Там все показы были благотворительные.
Третья часть – три документальных польских
фильма, показанных на большом видеоэкране в кинолектории Публички на Садовой.
Это были в высшей степени уникальные кадры, рассказывавшие о жизни довоенной
польской еврейской общины в Кракове и о Варшавском гетто.
К сожалению, на показах было очень мало молодежи.
Если Дом кино все-таки место популярное среди молодых интеллектуалов, то
кинозалы Публичной библиотеки посещают, в основном, люди пожилого возраста.
Связано это, надо думать, с непродуманной рекламой. Например, ни в молодежном
центре Гилель, ни в школе на Добролюбова не оказалось ни одной афиши и
ни одного пригласительного билета. А ведь именно молодежи смотреть такие
фильмы абсолютно необходимо, потому что память о Катастрофе, по моим наблюдениям,
принимает у нынешних 15-20-летних евреев очень странные формы...