 |
Интерес к мемуарной литературе не ослабевает,
спрос на нее растет — факт неоспоримый для литературных обозревателей.
Заметно оживление и на еврейской книгоиздательской улице. Просматривая
новые поступления, встречаешь все больше книг воспоминаний о пережитом:
пишут о детстве, о жизни в еврейском местечке, пишут о родных и близких,
погибших в огне Холокоста, пишут родословную своей семьи. Непрерывность
национальной памяти — залог возрождения. Поэтому пишут не только профессиональные
литераторы, но и просто люди, для которых сохранение еврейского наследия
— есть дело и личное, и общенациональное. Эти авторы, передавая
детям и внукам историю своего родового гнезда, отдают еще и последний долг
перед уничтоженными сородичами.
Вот и ЯковТихман предваряет свою книгу “Свет
упавшей слезы” (Кишинев: Cushnir & Co, 2003) такими словами: “Моим
родителям, бабушкам и дедушкам, и землякам моим — евреям и неевреям посвящается”.
Тихман родился в 1945 году на Украине, сейчас он гражданин Израиля, но
работает в Кишиневе, где “благодаря его опыту, знаниям, таланту создано
крупное промышленное предприятие с новейшей технологией производства”.
Без преувеличения можно сказать, что автор книги — self-made man: мальчишка
из захолустного села Зиньков Хмельницкой области стал влиятельным и преуспевающим
бизнесменом. Вроде бы у человека все есть: собственное дело, внушительный
достаток, дети, внуки, любящая семья, но — “только этого мало”. Восточная
мудрость гласит, что человек на земле должен вырастить детей, посадить
дерево и написать книгу о собственной жизни. Якову Тихману все это удалось.
Он написал книгу о своем детстве, о жителях родного местечка.
Повесть Тихмана “Мотл-шотхен” — небольшая
трилогия, главы которой “Свадьба”, “Катастрофа”, “Возвращение” — три художественно
выразительные фрески еврейской жизни, в которых запечатлены горькие и комические
фрагменты мирной жизни Зинькова, переплетающиеся с трагическими эпизодами
военных лет. Проза Тихмана привлекает простотой, ясностью, отсутствием
“литературщины”, безыскусственностью и предельной искренностью. Чем-то
она напоминает рассказы Толстого для детей. Вообще, само детство, этот
“ковш душевной глуби” по словам Пастернака, для Тихмана — незамутненный
источник творчества, и поэтому в книгу вошли и его рассказы для детей,
продолжающие традицию Носова и Житкова, лучших представителей отечественной
детской литературы. Истории, которые Тихман рассказывает детям, лишены
назидания и нравоучения, они увлекательны тем, что повседневность событий
представлена глазами ребенка, по природе своей наделенного любознательным
и непредвзятым взглядом.
Книга Тихмана открыта прошлому и будущему,
она — связывающее и передаточное звено в национальной цепи поколений. Для
бабушки Баси, последней, единственной еврейки, живущей сейчас в Зинькове,
эта книга — память о ее молодости, о погибших родных и соседях. Для внуков
и правнуков, чьи лица смотрят на читателя с множества включенных в книгу
цветных фотографий, “Свет упавшей слезы” — живая история отцов и дедов,
буквально родная история. Для преподавателей еврейских школ мемуары
Тихмана это еще и замечательный пример еврейской краеведческой литературы.
Как хорошо было бы, если бы в каждом бывшем местечке нашелся свой Тихман…
Единственное, что коробит при чтении, и в
чем сам Тихман, вероятно, не виноват, — это предисловие к книге, написанное
ее издателем, Григорием Кушниром. Кушнир не жалеет комплиментарных слов
об авторе. В одном предложении он пишет: “Можно сказать, что это современный
человек ренессансного типа”, а в следующем: “Сорок лет Яков Тихман отдал
пивоваренной отрасли Молдовы”. От такой медоточивой безвкусицы становится
неловко... Или другой пассаж Кушнира: “Секрет Тихмана — в том, что в его
тексте живет природный, естественный эпический момент, который удачно сочетается
с неистощимой фантазией, тонким юмором и добротой…” Что такое “естественный
эпический момент” я не знаю, но уверен: когда кого-нибудь хвалишь, нужно
проявлять чувство меры.