Молодой ленинградский учёный Лев Александрович Рудкевич совершил типичную ошибку молодости, же-нившись в начале семидесятых на Ольге Липовской – смазливой девице из Мелитополя, ставшей впослед-ствии известной феминисткой. И хотя друзья предупреждали его о том, что провинциалке, скорее всего, ну-жен не он, а его жилплощадь и прописка в большом городе, он им не поверил. В мозгу молодого учёного-психолога бродили гормоны, а не трезвый расчёт. В результате, в 1975 году он оказался на улице.
Выручила Тамара Израилевна – знакомый врач-психиатр, сдававшая квартиры своих пациентов, которых она отправляла на принудительное лечение. Разумеется, только тех, у кого не было родственников и близких, а таких хватало. Тамара Израилевна сдавала около двух десятков квартир в городе. Наверное, многие её па-циенты так и остались бы пожизненно обитателями психиатрических лечебниц, не эмигрируй она впоследст-вии на историческую родину.
На квартиры Тамары Израилевны была очередь, но для Рудкевича она сделала исключение. За Балтийским вокзалом по Курляндской улице 20 ему была выделена хорошая двухкомнатная квартира под номером 37 с посудой, мебелью и даже запасами каких-то продуктов в большом холодильнике «Минск».
Конечно же, не бесплатно. Поэтому Рудкевич решил разделить расходы и жильё со своими друзьями-литераторами, которым тоже негде было жить. Так в маленькой комнатке он поселился сам, а большую заня-ла супружеская пара – Виктор Кривулин и Татьяна Горичева. Кривулин писал стихи, Горичева занималась религиозной философией. В квартире номер 37 вскоре стали собираться интеллектуалы и диссиденты. Уст-раивали чтения, дискуссии, семинары.
Однажды кто-то предложил издавать литературно-философский журнал. Думали над названием. Назвали «37». В редколлегию, кроме самих обитателей квартиры, вошли Елена Шварц, Наташа Шарымова, Армен Тахтаджан, Кирилл Успенский и другие.
В июне 1977 года, лишённый советского гражданства, Рудкевич очутился в Вене, через которую шёл тогда эмигрантский транзит. Ехать дальше в Америку он отказался, решив посвятить все свои силы борьбе с Со-ветской властью, которая его обидела. В Вене он вступил в НТС (Народно-Трудовой Союз – антисоветскую организацию с центром в ФРГ) и организовал литературный кружок у себя дома, где активно тусовались и выступали ехавшие в эмиграцию писатели: Аксёнов, Довлатов, Восленский, Алешковский, Любарский и дру-гие…
Вскоре ему предложили стать представителем антисоветского издательства «Посев» в Вене, базировавшего-ся при штаб-квартире НТС во Франкфурте-на-Майне. Он согласился. Затем писатель Георгий Владимов, редактор литературного журнала «Грани», предложил ему портфель своего заместителя. Рудкевич переехал во Франкфурт. С головой ушёл в подрывную работу по идеологическому развалу СССР, но к науке тянуло.
Узнав о развале коммунистического режима, Лев Александрович Рудкевич одним из первых вернулся на ро-дину, защитил докторскую диссертацию и стал профессором в Государственном педагогическом университе-те им. Герцена, где и преподаёт в настоящее время. Он автор фундаментальной монографии «Творчество во второй половине жизни», многочисленных научных публикаций и книг. Считает себя ломброзианцем. Охотно делится плодами своих исследований и имеет нескольких учеников-аспирантов, а также одного док-торанта – кандидата философских наук Семёна Левина, решившегося написать докторскую диссертацию о вырождении, основанную на данных некогда запрещённой, но вновь входящей в моду антропометрии.
Зельдович-Купершмит: Произведения Чезаре Ломброзо снова входят в моду, хотя долгое время они счита-лись реакционными, с чем это связано?
Рудкевич: Книги Ломброзо действительно сейчас вовсю переиздаются. Всё дело в том, что его теории осно-ваны на достаточно точном методе антропометрии, а против этого возражать сложно. Ломброзо начинал свою научную деятельность простым тюремным врачом в Швейцарии. Он стал замерять черепа своих паци-ентов, анализировал данные и выделил так называемые антропологические стигматы, на основании которых можно определять биологических преступников по форме их черепа.
З-К: Это несколько отдаёт расизмом!
Р: Ничуть! Эти вещи нельзя путать. Немецкие нацисты опирались совсем на иные теории. И это понятно, ведь, как известно, Чезаре Ломброзо был евреем, тем более евреем ортодоксальным.
З-К: Я слышал, что в Калифорнии после войны кастрации и стерилизации подвергли более пятидесяти тысяч преступников, квалифицированных по Ломброзо в качестве биологически патологического типа.
Р: Вот-вот, перегибы бывали не только в Америке, но это ещё ничего не значит. Я ни в коем случае не пред-лагаю кастрировать преступников или кого бы то ни было, я занимаюсь исключительно научной диагностикой.
З-К: Можно ли поконкретней? Чем, например, вы занимаетесь сейчас?
Р: В настоящее время я занимаюсь прогрессивной эволюцией или механизмами эволюционного процесса. Я решил создать новую парадигму. Смотрите, старая парадигма такова – чем сильнее давление отбора, тем интенсивней идёт эволюция! Это так называемая идеоадаптация! Когда же давление отбора не повышается, а наоборот понижается, идёт так называемая ювенилизация! Пресс отбора становится меньше, смертность снижается, особенно детская, когда организм попадает в условия, где нет хищников, где лучше еда, меньше болезней. У него снижается жизнеспособность, но у него увеличивается мозг, усложняется поведение, удли-няется период обучения. Это и есть эволюционный прогресс!
Дарвин обращал внимание на изменчивость горизонтальную – люди отличаются по цвету волос, цвету кожи, группе крови и так далее, но есть ещё изменчивость вертикальная, поскольку есть люди более эволюционно отсталые и более продвинутые. Более продвинутые – это ювенильные, т.е. неглубоко посаженные глаза, большой мозг – в среднем сейчас у мужчин мозг весит около двух килограммов, у женщин примерно на три-ста грамм меньше. А есть люди, вот те, на которых впервые обратил внимание Чезаро Ломброзо – это атави-стический тип, т.е. это живые кроманьонцы! У них глубоко посаженные глаза, большое лицо, скошенный лоб и масса черепа примерно такая же, как и у кроманьонца – 1300-1400 грамм. Чем они психологически характе-ризуются? У ювенильного типа выше интеллект, способность к творчеству, способности принимать нестан-дартные решения и более слабая нервная система, но это не страшно, наш век – это время, когда побеждают люди со слабой нервной системой. Тонкую качественную работу лучше выполняют люди со слабой нервной системой. У них меньше агрессивность, больше интроверсия. А у представителей атавистического типа всё наоборот, прежде всего, низкий интеллект, грубая чувствительность, большая выносливость, большая кон-формность, склонность к принятию стандартных решений, но при этом и склонность к антисоциальному пове-дению.
Я проводил антропометрические замеры в престижных элитных школах и выявил там почти восемьдесят процентов ювенильных учеников, в школах же для малолетних преступников большинство учеников были представителями атавистического типа, масса мозга у них не превышала 1200-1300 граммов…
З-К: Скажите, а как вам удаётся взвешивать мозг?
Р: Для этого существуют специальные антропометрические приборы. В России таких приборов два – один в институте Антропологии Академии Наук в Москве, другой – у меня, я заказывал его в Швейцарии за пять ты-сяч швейцарских франков. Есть формула, по которой можно высчитать массу мозга и, соответственно, вели-чину интеллекта. Так вот, представителей атавистического типа мы называем «пограничниками», у них ко-эффициент интеллекта примерно 80-90 процентов…
З-К: Это по сто-балльной системе?
Р: Ну что вы! Сто баллов – это средний интеллект, или интеллект пэтэушника. У человека с высшим образо-ванием интеллект оценивается процентов в сто пятнадцать, а при ста тридцати это почти что гений!
З-К: В Советском Союзе эти идеи считались реакционными, поскольку там шел искусственный отбор особей атавистического типа и планомерное уничтожение людей с интеллектом, своеобразный геноцид…
Р: Да. Безусловно! На Западе эти идеи, кстати, тоже до сих пор не особенно популярны, поскольку мы заме-ряем черепа, как это делали расисты в нацистской Германии, забавно, что Ломброзо они при этом ни словом не упоминали, поскольку он был евреем…
З-К: Мне сказали на кафедре, пока я вас ждал с лекции, что у вас разработана авторская методика…
Р: Это методика прогноза развития ребёнка. Те методики, которыми пользуются современные психологи, ус-танавливают развитие ребенка на настоящий момент, я же делаю прогноз развития, исследую четыре пара-метра – тип конституции, церебральную асимметрию, скорость созревания, т.е. акселерация это или ретар-дация, и, разумеется, ювенильность.
З-К: Вот, наконец, знакомое слово! Не могли бы вы остановиться подробней на акселерации? Об этом пару десятков лет много спорили и писали, а теперь я давно уже ничего не слышал…
Р: Дело вот в чём – когда какой-то процесс идёт волнами, это предаёт эволюции пластичность. Так, процесс акселерации, наблюдавшийся в 60-е и 70-е годы, сменился процессом ретардации, который мы наблюдаем сейчас. В период акселерации было создано около двухсот теорий, но, на самом деле, не надо искать ника-ких теорий. Это обычная эволюционная неравномерность – эволюция эволюции. Акселеранты…
З-К: Акселеранты или акселераты? Как правильно?
Р: Это равноправные термины. Если мы говорим – «ретардант», то почему не сказать «акселерант»? Логич-но? Так вот – акселеранты всё хотят получить сразу, сейчас, а ретарданты уже в юности строят планы на вторую половину жизни. У акселеранта идёт более быстрое половое созревание…
З-К: Не поэтому ли период акселерации был отмечен сексуальной революцией?
Р: Совершенно верно! О половой революции я вас сейчас скажу, но сперва несколько слов о генандромор-фии – сглаживании половых различий. Это совершенно очевидный процесс. Сглаживание отражается и в моде – посмотрите, например, на узкие бёдра и маленькие груди моделей!
Есть такой закон – выраженный половой деморфизм (большая грудь, широкие бёдра и т.п.) у полигамных. Полигамия наблюдается, например, у кур, у павианов, самец павиана в два раза больше самки и у него грива. Это всё стадные существа. У генандроморфных же половые признаки сглаживаются. У них -- моногамия. У песца, у шакала. У них всегда моногамия.
Почему? Потому что они территориальны. Если самец шакала начнет изменять самке, то она может привести другого самца, и они сгонят его с его территории. Если он не будет ревновать, то произойдёт то же самое. Все генандроморфные существа строго моногамны. То есть, у человека присутствует склонность к монога-мии.
З-К: Позвольте с вами не согласиться! Ведь человек – существо стадное, общественное, а, следовательно, – полигамное!
Р: Человек прошёл стадию полигамии и стадности уже давно. Это был австралопитек! Но уже с началом об-работки земли появилась семья, а, следовательно, и моногамия.
И, наконец, ещё одна тенденция – это грациализация. Все люди становятся сейчас более грациальны – утон-чается скелет, усиливается поперечно-полосатая мускулатура. Вернёмся к ювенилизации. Ювенильные пре-жде всего ретардированы, они дольше созревают, среди них больше правополушарных и амбитекстров, т.е. тех, у которых загружено оба полушария, у них тенденция к амбитекстрии, они герандроморфны и грациаль-ны!
З-К: По поводу сексуальной революции?
Р: Идеолог сексуальной революции Рудольф Райх был учеником Фрейда, многие хиппи носили его портреты на значках. Он был сторонником полигамии и девиантности…
З-К: Что такое девиантность?
Р: Девиантность – это половые отклонения, такие как гомосексуализм и педофилия, например. На волне ак-селерации концепция Райха была востребованной. Фрейд говорил, что в подсознании человек полигамен. Но это только в подсознании. Вообще теории Фрейда давно устарели. Сеанс психоанализа – это была своеоб-разная пародия на христианскую исповедь для богатых евреек. Вот. Ну, всё, хватит, мне надо идти на лек-цию!