Творчество наших читателей
Баскаков Александр, 1949 года рождения, в 1974 году окончил московский Полиграфический институт. Со школьных лет сотрудничал с газетой «Гатчинская правда», публиковался во многих изданиях. Живет в городе Гатчине Ленинградской области.
По рождению и воспитанию я – русский человек. Я горжусь многовековой культурой своего народа и абсолютно не приемлю неуважительного отношения к людям других национальностей, их культуре, обычаям и вере.
Есть еще, к сожалению, у многих соотечественников дурная привычка – приписывать только отрицательные качества представителям других народов, забывая о том, что жадным, трусливым, недобросовестным, может стать любой человек, независимо от национальной принадлежности.
Но живучи стереотипы, как живуча человеческая глупость, и стыдно и обидно мне за своих соотечественников, которые представителям древнейшей нации приписывают жадность, расчетливость и т. п. бяки.
На предприятиях, где я работал, познакомился с разными людьми по должности, взглядам, убеждениям. Но, как гласит народная мудрость, «большое видится на расстоянии». И вот, спустя годы, это большое вижу, как сегодня.
На Ижорском заводе познакомился с удивительным человеком. После десяти минут нашего знакомства с Эдуардом он мне взял да и забронировал места в театре. Так началась наша дружба. На его пятидесятилетии были самые близкие его друзья, т.е. весь БДТ им. Горького. Сева Кузнецов тогда сказал о юбиляре, что этот человек везде пройдет. Директор театра поблагодарил Ижорский завод и лично Эдуарда за огромную помощь, оказываемую им для изготовления декораций. С Кириллом Юрьевичем Лавровым они были друзьями.
Но и с многими другими театрами он дружил.
Эдуард Николаевич Зингер работал инженером на упомянутом заводе, а я же тогда работал начальником типографии. Он был женат, имел детей, а я был холост. Разницы в возрасте не чувствовалось, Эдик своей энергией заряжал.
– К черту работу, едем на футбол: играет БДТ с редакцией «Вечернего Ленинграда», потом Лавров всех приглашает к себе на дачу.
А завтра новый день – новые гастроли. Кстати, приезжали москвичи, привозили свои шедевры. В театре Эдик всегда меня угощал. Там я был всегда его личным гостем. Только спустя время начинаешь понимать, как многим я обязан моему другу, но щемит душу то, что остался я в неоплатном долгу перед ним. Он не коптил небо: сгорел ярко, красиво, оставил след в сердцах людей, с которыми дружил.
Судьба забросила меня в Главзапстрой, который долгие годы возглавлял, умелый, энергичный, трудяга, как о нем отзывались знающие его люди, Корнелий Аркадьевич Глуховской. Но отдел достался мне не в лучшем виде. Всего не хватало, а партия требовала. Вызвал, помню, меня снабженец и спросил, хитро прищурив глаза: «Не пьешь?»
И тут он рассказал о моих предшественниках, при которых казенный спирт уходил не только на протирку барабанов. Значит, будем решать совместно проблемы отдела. Вскоре я женился. После свадьбы Наум Самойлович спросил меня: «С кем твоя жена танцевала так эффектно?» – «Это мой друг Эдик с Ижорского завода».
И тут он мне поведал много тайн, которые закрыты для молодых влюбленных сердец. И самое главное, что запомнил, и что мне помогло на разных этапах жизни – это рассказ о непростой, нелегкой его судьбе. Офицер Балтийского флота, ветеран войны, он не кичился своими наградами перед сотрудниками. Накануне праздников он приглашал меня в кабинет, закрывал его на замок, доставал коньячок, икорку, делал бутерброды и потихоньку, незаметно переходил на военные воспоминания:
– Лежать бы нам на дне Балтийского, если бы не отвага соседнего катера. Их перебили почти всех, нас тоже осталась горсточка. В медсанбате выходила меня не врач, а медсестра, русская девчонка, не отходила от меня. Так вот и я от нее ни на шаг, когда она долго, безнадежно болела. Двадцать лет как ее со мной нет.
В отличие от Эдуарда Николаевича Наума Самойловича побаивались, и нет-нет шептали мне на ухо «доброжелатели»: «Вы, секретарь партбюро, должны бы подумать, куда он деньги девает: живет один, старый уже, получает пенсию, работает начальником и – ни жены, ни детей. Синагоге, наверно, помогает». Об этом намекал мне и мой шеф-главный инженер.
Когда я приезжал в Главзапстрой из Гатчины, уже хотелось есть, а обед нескоро. Наум Самойлович под предлогом нетелефонного разговора приглашал к себе, незаметно втыкал вилку под столом, и когда пар валил из-под стола, суетливо доставал пирожные, сдобные булочки, наливал чай. Попробуй откажись! Я уже не работал, но как только приезжал в Ленинград, заходил к Науму Самойловичу справиться о его здоровье.
– Заходи и почаще, – строго сказал как-то раз он, а если что… то прощай.
– Как? – вырвалось у меня. Но тогда силой судьбы помогла ему та женщина-врач, которую он разглядел на свадьбе, сберег от моих ошибок. По своей натуре он готов был отдать все, что у него есть в доме.
– Забери сервиз, – распалялся хозяин, – попьем чай, побеседуем. – Потом я возвращался домой. Мне не нужны были сервизы, меня тянуло, как магнитом, к нему, его живой разговор, еврейский юмор и особенно острый ум.
Организация развалилась. Наум Самойлович переехал на новую квартиру, пригласил в гости. Как-то было все не собраться, и телефон замолк… Он спасал меня в ту грозную штормовую погоду, когда его корабль был окружен фашистами, чтобы я появился на свет, а ушел из жизни, как моряк, направив свою бригантину в море, где нет берегов.
В этой же богатейшей фирме не хватало оборудования: офсетных машин, печатных машинок. По соседству на Исаакиевской площади – ВИР им. Н.И.Вавилова. Интересы совпали у меня с их инженером Семеном Иосифовичем Барашем. Он писал кандидатскую, ему нужно ее печатать, мне же нужно было оборудование... Связи, которые он тратил на меня, точнее, на соседний Главзапстрой, были огромными. Но он достал все, что было нужно для работы отдела, ни копейки с меня не взяв. Когда я заходил к нему поболтать или что-нибудь достать, он всегда доставал баночку кофе и угощал своим бутербродом. Это был обед инженера, больше он позволить себе не мог. Не знал я тогда, что он так стремился скорее защитить кандидатскую, вырваться из нужды, ведь на нем была семья. Ни разу не пожаловался он на свою судьбу, что мало получает, что в очередной раз провалили его на защите диссертации, не жаловался на сотрудников, хотя обид от них получал много. Если его кабинет был пуст, спросив про Семена Иосифовича у кого-нибудь из сотрудников, порой можно было услышать: «Это Вы к этому еврею? Вечно он шляется где-то».
И тут же смотрю, бежит наверх по ступенькам, обгоняя лифт, торопится, стирая пот с лица, и говорит: «Выбежал на полчаса, попросили достать билеты в Москву, я ведь отказать никому не могу, знаешь меня».
Семен Иосифович награжден орденом за боевое мужество. Теперь он переехал в Москву поближе к сыну, но видит его крайне редко. В России ученому физику не находится место, зато Германия и Америка охотно заключают контракты с доктором Юрием Барашем. А вот дочь, окончив наш политех, уехала навсегда в Англию. Его жена была парализована, два года он ухаживал за ней. Когда я приезжаю в Москву, обязательно навещаю его. Он, как и прежде, делится последним кусочком, накрывает на стол, угощает, иногда те вещи, которые ему дороги, стремится подарить мне. Перед ним я очищаю свою совесть, так как беру его научные труды и печатаю их в Питере.
– Я пенсию вчера получил, возьми хоть деньги с наборщицей рассчитаться, не обижай меня.
– Его очередная книга ««Космический дирижер» климата и жизни на земле» пронизана математическими расчетами. Он верующий человек. Все это не случайно, ведь математика и религия – это почти синонимы. Из Торы он извлекает знания. Вся его жизнь, поступки, мировоззрение, скромность и десятки других достоинств – все это образец классического верующего еврея. В свои 82 года он не молит Б-га о долгой жизни, но он верит во Вс-вышнего, что ему предначертано им написать еще два тома «Космического дирижера».
Семен Иосифович – олицетворение стариковской мудрости, он не докучает своим детям, и, как почти все евреи, во главе всего ставил задачу дать блестящее образование детям. Но не будем завидовать трудяге-отцу, академику РЕАН, доктору экономических наук, профессору Семену Иосифовичу Барашу. Всю жизнь Семен Иосифович верует в Б-га и он твердо знает, что Г-сподь – его опора.
Не знаю, кому из друзей я больше обязан, не взвесишь на весах то, что дали и сделали мне они, и становится предельно ясно, что люди, независимо от национальности, могут быть и плохими, и хорошими.
Все в жизни скоротечно, и мои друзья не гнались за наградами, не лезли в партию, а делали свое дело, не щадя себя. Евреи – особые люди, у них колоссальные культурные традиции, их души подсознательно тянутся к свету, добру, человечности.