|
|
Вероятно, наличие филе рыбы Святого Петра на кашерном столе израильского премьер-министра уже предвещало конфуз. На дворе было воскресенье, и государственный секретарь США предупредила хозяина, премьер-министра Израиля Ариэля Шарона, что предпочитает деловой обед в офисе и в узком кругу вместо запланированного заранее многолюдного торжественного ужина. Госсекретарь хотела успеть в гостиницу и не пропустить Супер Боула – финального матча Национальной лиги по американскому футболу.
Ариэль Шарон и Кондолиза Райс вели за столом дипломатический разговор.
– Президент Буш желает независимого и демократического палестинского государства, – говорила доктор Райс своим израильским хозяевам, оценивающим суп-пюре из кабачков, – Разумеется, оно не может быть демократическим, пока террористическая инфраструктура не будет вырвана с корнем.
 |
|
|
– Возьмите с собой много носовых платков, – шутил Шарон – Он будет слезно жаловаться вам на свою слабость, скажет, что ему надо больше времени, что ему надо...
Атмосфера, по словам одного из приглашенных, была камерная, почти семейная. Присутствовавшие за столом полдюжина американских дипломатов и несколько ближайших советников Шарона отдавали должное филе рыбы Святого Петра, которую израильтяне зовут «мушт», а рыбаки – «тилапиа», потом телячьим медальонам. Беседа плавно перетекала на русские дела. Израильтяне пожаловались на русских, продающих Сирии противовоздушные ракеты СA-18, понадобившихся сирийцам после того, как израильские самолеты появились в небе над Дамаском, нарушив почти 30-летнее соглашение. Израильтяне указывали, что ракеты могут попасть в руки террористов в Ираке и Ливане и намекали, что хорошо бы воздействовать на Кремль. Шарон рассказал, что в прошлом году уже предупреждал президента Путина, но тот утверждал, что СА-18 невозможно использовать в террористических целях. Шарон даже позвал на помощь своего военного советника генерал-майора Йоава Галанта. Госсекретарь дипломатически отвечала, что, а в случае чего, можно наложить санкции на... Сирию.
Неожиданно Кондолиза Райс, сделавшая академическую карьеру на советологии, сказала Шарону:
– Я читала, что Вы г-н премьер, вроде бы русского происхождения?
Израильский премьер не возражал. Ведь у американцев все решает место рождения. Например, я, проживший в Израиле большую часть своей жизни, по всем американским документам – украинец. Кондолиза Райз определяет себя афроамериканкой. Так, что Шарон – сын выходца из Брест-Литовска по фамилии Шайнеман по-американски выходит… белорусом. Тем временем, Шарон подтвердил свои русские корни. Кондолиза Райс неожиданно перешла на русский язык. Мой друг, знающий нынешнего госсекретаря еще в бытность ёё ректором Стэндфордского университета, рассказывал, что она отлично владеет русским. К удивлению гостей за столом, д-р Райс запела русскую песню, явно ожидая, что Шарон ее поддержит. Однако, ни Шарон, ни его советники русского языка, как оказалось, не понимали, и русских песен спеть не сумели. Разочарованная Кондолиза Райс спела соло.
Мать Ариэля Шарона, Геня, как-то рассказывала, что маленький Арик учился в детстве музыке и подавал большие надежды. Кондолиза Райс тоже брала в юности уроки фортепьяно. Ее родители надеялись, что маленькой Канди предстоит великое музыкальное будущее. Вероятно, двое государственных деятелей, ходивших в детстве «на музыку», могли бы сыграть вместе сонатины Клементи или этюды Черни, но кто ожидал, что гостья захочет петь русские песни?
В прошлые годы знатоков и любителей русских песен в израильском правительстве не надо было долго искать. Сионистское движение родилось в недрах Русской революции, и многие палестинские сионисты расходились с московскими большевиками лишь в вопросе значения языка иврит. В первом израильском правительстве (под руководством Давида-Бен-Гуриона) большинство родилось в бывшей Российской империи, понимало русский язык, выросло на русской культуре. Русская литература, особенно переведенные на иврит русские песни, стали основой рождавшегося израильского фольклора. Даже не говорившая по-русски Голда Меир начинала свою общественную карьеру в кибуце с того, что собирала людей послушать русские песни на привезенном ею из Америки граммофоне. В окрестных кибуцах граммофона не было ни у кого, и люди шли к молодой американке. Молодое поколение родившихся в Израиле, так называемых «сабр», тоже хорошо знало русские песни. Бывший министр сельского хозяйства Рафаэль (Рафуль) Эйтан, служивший начальником генерального штаба Армии обороны Израиля во время Ливанской войны (когда Шарон был министром обороны) отличался любовью к ивритским песням пионерского периода израильской истории. Как-то в интервью его спросили:
– Слушай, Рафуль, а какую музыку ты любишь?
– Ивритские песни, – отвечал генерал.
– И какие именно ивритские песни?
– Русские песни....
Сменилось поколение, и под давление американизации сверху и арабизации снизу, израильское общество все больше отдаляется от своих русских культурных корней. Еще совсем недавно Ариэль Шарон и некоторые другие политики старшего поколения зазубривали в предвыборный период русские фразы, чтоб привлечь этим русскоязычного избирателя. Выросший в русскоязычной семье, Шарон многозначительно кивал при звуках русской речи, усердно создавая впечатление, что хорошо понимает, о чем говорят. На последних выборах 2003 года так называемые русские партии потеряли доверие русскоязычного избирателя и практические исчезли с политической сцены. Мнение русскоязычных граждан, как и раньше, можно было не принимать в расчет при принятии решений, а расшаркиваться пред иммигрантами сегодня кажется уже не нужным. Знатоки общественного мнения из крупных газет и агентств по политической технологии в один голос заявляли, что «русская революция в Израиле закончилась». Так назвала свою статью журналистка-ветеран по русским делам Лили Галили. Русскоязычная община, как и следовало ожидать в типичном эмигрантском обществе, заняло отведенное ей место. Ведь любое эмигрантское общество строится по принципу очереди – кто раньше пришел, тот раньше получает, и любое отступление от такого принципа чревато беспорядками и хаосом.
Совсем недавно положение русской песни было иное. Однажды пришлось мне организовывать встречу русскоязычной общественности с будущим главой правительства Эхудом Бараком. Собрать наших людей, в отличие от других израильтян, умеючи вовсе не трудно. В большом зале гостиницы мы собрали человек 300, в основном, пенсионеров. Эхуд Барак тогда добивался популярности у русскоязычной общины своими военными заслугами. Легендарный командир командос, а потом и всей Армии обороны Израиля, самый орденоносный офицер в израильской военной истории, как мог завоевывал симпатию русскоязычных избирателей, а особенно ветеранов. Я не состоял в числе его официальных советников, а по-дружески помогал человеку, которого знал еще со времен армейской службы. Тогда, единственный раз в израильской истории, все военное сословие, составляющая костяк управленческого аппарата и бизнеса, объединилось, как политическая сила, для смены надоевшего правительства Натанияху. В кошмарном сне никто не мог себе представить, что Барак повторит все ошибки своего предшественника, да еще наделает своих. Репатрианты собрались вокруг столов с нехитрой закуской, а кандидат, по своему обыкновению, где-то задерживался. У Барака было много общего со своим тогдашним оппонентом. В частности, привычка постоянно опаздывать на официальные церемонии. Народ в зале волновался, партийные представители не знали, как успокоить страсти. И тогда я поднялся на трибуну и, перебивая недовольный гул, выкрикнул в зал:
– Друзья! Товарищи! Мы здесь собрались, чтоб встретить кандидата. Мы здесь не гости, а хозяева. И давайте, как хозяева, проявим великодушие к запоздавшему гостю.
Через некоторое время Барак появился в сопровождении депутата Софы Ландвер, своей жены Ализы, свиты и телохранителей. Он говорил дежурные слова на непонятном аудитории языке. За ним по очереди выступали местные политики, больше всего подчеркивавшие свою близость к перспективному кандидату... В антрактах самодеятельный хор ветеранов исполнял что-то военно-патриотическое. Становилось скучно, и вечер, первый в своем роде, грозил провалиться. Я подошел и склонился к скучающему Бараку:
– Ты, (а в иврите все на «ты»), Эхуд знаешь русские песни? Ты не можешь их не знать. Ведь ты вырос в кибуце, а любой кибуцник слышал русские песни.
– Да, – неуверенно отвечал Барак, – Я знаю, но... не знаю слов...
– Ничего, – убеждал я его, ухватив за рукав пиджака. – Пошли, споем... Ветераны тебя поддержат.
– Не ходи, – вмешалась супруга. – Ты же не умеешь петь!
Я же тянул будущего премьер-министра в сторону хора, другой рукой поднося микрофон и затягивая: «Калинка, калинка...» С разных сторон к нам подходили телохранители. И все же бывший генерал, герой освобождения заложников в Энтеббе решился и замычал что-то в микрофон. Руководитель хора Владимир Красницкий, бывший военком, а позже директор цирка из Ковеля сообразил, что происходит. Он скомандовал что-то, и хор грянул «Калинку». Почуяв суматоху, к нам бросилась крошечная Юля Хромченко, работавшая тогда корреспондентом газеты «Едиот ахронот», таща за полу огромного газетного фоторепортера. Ободренный Барак взмахнул рукой. Его голос окреп.
Вечер удалось спасти. На следующий день наши фото появились в газетах, мне звонили из различных штабов и просто деловые знакомые, решившие, что я попал в фавор. Эхуду Бараку идея очень понравилась, и он повторял ее на всех встречах с русскоязычным избирателем. Кульминация наступила, когда на митинге, организованном Союзом ветеранов Великой Отечественной, в тель-авивской «Синераме» Барак спел русские песни уже не со мной, а в дуэте с народным артистом СССР Иосифом Кобзоном.
Последний раз я встретил Эхуда Барака уже не в должности премьер-министра, а на хорошо оплачиваемой работе стратегического консультанта. Он зарабатывал тогда по 2-3 миллиона долларов в год. Похудевший и посвежевший, и обзаведшийся новой женой Барак пришел на прием в отлично сшитом костюме, никак не напоминавшем мешковатые одеяния израильских политиков. Он улыбался открытой улыбкой довольного человека, ничем не напоминавшей его бегающего, мутного взгляда, запомнившегося от его недолгой политической карьеры. Казалось, Барак убивает время и ждет, что подойдет кто-то знакомый. На самом деле, в одной из наиболее престижных вашингтонских гостиниц, на семинаре по военным заказам трудно встретить кого-то случайного. Позже он, смеясь, сказал мне, что никогда не любил петь, а до нашего дуэта он пел лишь в ванной.
Полтора года назад израильский премьер Ариэль Шарон находился с визитом в США. Приемы и коктейли являются важной частью американской жизни. Никому из официальных гостей не удается их избежать. Я работаю в компании, обладающей обширными интересами и самыми неожиданными связями. Порой меня тоже посылают на различные официальные и благотворительные мероприятия, снабдив предварительно чеком на немалую сумму. Американские приемы и обеды выгодно отличаются от других мест тем, что гостей кормят, не дожидаясь окончания официальной части, приветствий и речей. Кроме официальных переговоров и неофициальных контактов, израильскому премьеру необходимо встречаться с общественностью и друзьями Израиля. Как правило, прием или официальный обед дает какая-нибудь еврейская организация, лоббирующая израильские интересы.
 |
|
|
Израильский премьер выглядел очень старым. Он мало напоминал живого и общительного Арика, завсегдатая модной 30 лет назад «Таверны» в приморском городке Герцлия Питуах, когда я впервые его увидел. Шарон с женой Лили часто сиживали там, пили пиво, разговаривали, веселились. Иногда за столиком с ними сидел непримиримый ныне критик Шарона Йоси Сарид с женой Сарит. Позже я иногда встречал Шарона в разных обстоятельствах. Последний раз мельком после смерти жены. Тогда он сильно похудел, подтянулся.
Шарона тщательно охраняли даже на обеде. После публикации последнего госбюджета Израиля стало известно, что охрана премьера от опасных различных арабских и еврейских террористов стоит израильскому налогоплательщику один миллиард шекелей в год (около 200 млн. долл. США). Шарон одиноко сидел за столиком в углу зала, и охрана направляла к нему очередь желающих пожать руку, сказать пару слов. Он выглядел сильно располневшим и обрюзгшим, устало смотрел вокруг. Я подсел к нему, представился, попытался напомнить о нашем знакомстве. Шарон окинул меня осоловелым взглядом, не узнал, дежурной фразой поблагодарил за помощь Израилю. Помощник уже торопил, подсаживал следующего. И мне почему-то вспомнились то ли древние жрецы, терпевшие муки ради длинных ритуалов, то ли ветхие советские вожди, многие часы выстаивавшие и высиживавшие на Мавзолее и в различных президиумах. Я подумал, что скоро в таком же положении, и вероятно, в такой же кондиции окажется Барак, снова вознамерившийся вернуться в кресло главы израильского правительства. Пение русских песен далеко не самое худшее, что ему придется делать. Видать, охота – пуще неволи, а уж воля к власти... о ней Ницше сказал, что «великие предметы требуют, чтобы о них молчали или говорили величественно: то есть цинично и с непорочностью».
специально для «Ами»
Нью-Йорк