|
|
Большинство читателей, вероятно, помнят, как плачевно закончилась попытка Тома Сойера получить награду за знание Библии. После того, как Том торжественно предъявил необходимое количество билетиков, потрясенный директор школы спросил:
– Без сомнения, Том, тебе известны имена всех двенадцати апостолов. Первых из них звали ...
– Давид и Голиаф!
Вряд ли Марк Твен мог предполагать, что когда-нибудь абсурдность ответа Тома потребует объяснений, но в любом советском издании приведенный отрывок сопровождался примечанием, например, таким:
«На самом деле, по сказаниям библии, Давид был пастух, убивший силача Голиафа. Первыми учениками Христа евангелие называет Петра и Андрея».
Это примечание не объясняло советским школьникам всю глубину невежества Тома – подумаешь, перепутал. Им было невдомек, что Том спутал деятелей совершенно разных эпох, отстоящих в истории почти на тысячелетие, что Давид и Голиаф – это герои Ветхого Завета, а апостолы – Нового Завета. Да что школьники! Многолетняя борьба с религией привела к тому, что не только школьники, но даже писатели имели смутное представление о библейских текстах. В мемуарах Г. Свирского читаем:
«Завершая «Бабий Яр», Евтушенко позвонил поэту Александру Межирову:
– Слушай, Саша, когда Моисей выводил евреев из Египта, светила ли над ними вифлеемская звезда?
– Старик, – ответил изумленный Межиров, – это было совсем в другой раз и в другой религии».
Евгений Евтушенко, подобно Тому Сойеру, тоже спутал тексты Ветхого и Нового Завета, Священное Писание воспринималось им как единое целое. Однако за консультацией он обратился все-таки к еврею, поскольку помнил, кого Моисей выводил из Египта. В этом конкретном случае еврей Межиров разбирался в различии религий и символов. Но вот в тексте, написанном двумя евреями, читаем:
«Бедного Иосифа братья продали за какие-нибудь тридцать серебреников».
Эта фраза – снова контаминация Ветхого и Нового Заветов. Согласно Ветхому Завету, Иосиф был продан за двадцать серебреников (Бытие 37:28), а тридцать – это сумма, которую, согласно Новому Завету, получил Иуда за предательство Христа, сумма, ставшая расхожим литературным штампом, и в этом качестве попавшая в рассказ Шаргородских.
Жесткая антирелигиозная политика, одним из результатов которой стало незнание текста Библии, проводилась с первых лет советской власти. Интересно сравнить упоминание одного и того же библейского текста в двух литературных произведениях близкого содержания – в воспоминаниях о лагерной жизни, написанных двумя заключенными-евреями. Вот отрывок из воспоминаний Юлия Марголина «Путешествие в страну зэ-ка»:
«В углу баржи (перевозившей заключенных польских евреев в лагерь) пели. Вероятно, впервые звучали над Онегой такие песни, потому что вдруг встрепенулся советский лейтенант, гражданин начальник, точно его обожгло, и подошел, стал слушать. Молодой еврей замолчал.
– Пой – сказал ему лейтенант.
– Не буду петь – и повернулся плечом, словно вспомнил: На реках Вавилонских».
И второй отрывок – из книги Евгении Гинзбург «Крутой маршрут»:
«... В одно из воскресений я попадаю на такой концерт. Слушаю, как три десятка женщин... лирически поют. Начальник КВЧ (культурно-воспитательной части) похвалил их за слаженный хор.
Посреди седьмого барака, на топчане у печки, живет восьмидесятилетняя зэка, обломок империи, княгиня Урусова. После этого концерта она говорит: «Когда древние иудеи попали в пленение вавилонское, им приказали играть на арфах. Но они повесили свои арфы на стены и сказали: Работать в неволе мы будем, но играть – никогда... Она трясет своей почти облысевшей головой и добавляет: КВЧ на них не было... Да и люди были не те ...».
Цитируемые авторы – представители одного поколения: Ю. Марголин родился в 1900 году, а Е. Гинзбург – в 1906, всего шесть лет разницы. Но Марголин учился в школе (гимназии) до революции, и для него выражение «На реках Вавилонских» является культурным кодом и не требует дополнительных объяснений. Ю. Марголин уверен, что и читателю достаточно трех слов «на реках Вавилонских», чтобы вспомнить знаменитый псалом 137: «На реках Вавилонских сидели мы и плакали, вспоминая Сион. Мы повесили арфы свои на ивы. Требовали пленившие нас песнопений и насмехавшиеся над нами – веселья: пойте нам песни Сиона. Как будем петь Б-жьи песни на чужой земле?» и понять, что певец отказывается петь в неволе. Евгения Гинзбург училась после революции, и о псалме 137 смогла узнать только от княгини Урусовой «человека с раньшего времени». Между тем, псалом 137 – это часть не только еврейской, но и христианской культуры, в том числе и русской, он перелагался стихами Николаем Языковым и Львом Меем. Но и русские стихи библейского содержания были вне поля зрения филолога Е. Гинзбург и только случайно могли попасть в круг ее чтения. В том же романе-воспоминании читаем:
«В предновогодние дни на нашем прикованном к стене столике оказался томик стихов Сельвинского. И там случайно попались на глаза строчки о судьбах еврейского народа, о его стойкости, жизнелюбии. Приводилось древнее новогоднее приветствие «На будущий – в Ерусалиме!». Под этим заголовком я и сочиняю поздравительные новогодние стихи:
... И вновь, как седые евреи воскликнем, надеждой палимы, и голос сорвется, слабея: «На будущий – в Ерусалиме!» Такая уж вот порода! Все ж скажем в ночь Нового Года: «На будущий – в Ерусалиме!»
Я не знаком с упомянутым стихотворением И. Сельвинского, но, скорее всего, у Сельвинского, родившегося в 1899 году, слова «Бешана хабаа – бе-Иерушалаим» были взяты из первоисточника, и он знал, что произносятся они во время пасхальной трапезы и в Судный день, а не в Новый Год.
Не менее характерно одно из стихотворений Бориса Слуцкого. Слуцкий, по-видимому, владел идишем и знал еврейскую историю и культуру, но не библейский текст. В стихотворении «У Абрама, Исака и Якова» он пишет:
С той поры, как боролся Иаков С Б-гом и победил его Б-г, Стал он Яковом. Этот Яков Под любым зодиаком убог.
Однако, согласно Библии, победителем в борьбе был именно Иаков, а после победы стал он зваться Израилем: «И боролся с ним человек до восхода зари и увидел, что не может одолеть... И спросил его – как твое имя. И ответил – Иаков. И сказал: Не Иаков будет впредь твое имя, но Израиль, ибо боролся ты с Б-гом и людьми и победил» (Бытие, 32: 25-29).
Приведенные примеры, число которых можно увеличить, показывают, что коды еврейской культуры, восходящие к Библии, коды, хорошо известные большей части русского еврейства до революции, были утеряны за годы советской жизни. Незнание этих кодов совершенно не ощущалось советскими людьми как пробел в образовании, пока в девяностых годах прошлого столетия почти миллион советских евреев не репатриировалcя в Израиль.
Как-то раз я отвозил нового репатрианта на улицу Рут в Хайфе. Приблизительно я знал, где расположена эта улица, но довольно долго кружил по микрорайону, не находя ее. Наконец, на стене дома я увидел надпись «улица Боаз» и сказал своему спутнику: «улица Боаз, следующая будет улица Рут». Действительно, через минуту мы выехали на эту улицу. Мой спутник с удивлением спросил, почему я решил, что улица Боаз выведет нас на улицу Рут. Его вопрос, в свою очередь, вызвал мое недоумение – мне было совершенно очевидно, что улицы, названные именами героев одной и той же библейской книги, должны находиться рядом, улица Гидеона – рядом с улицей Деборы, а улица Боаз – рядом с улицами Рут и Ноэми. Это были элементарные коды израильской и вообще еврейской культуры, незнакомые советскому еврею, как, возможно, и сами имена библейских героев.
Чтобы попасть по нужному адресу, культурные коды не нужны, достаточно знать язык и грамоту. Как проницательно заметил один из героев Маршака, эти знания – необходимые условия бытовой жизни:
Не попить без грамоты, Не поесть, На воротах адреса Не прочесть.
Интересы упомянутого персонажа ограничивались перечисленным. А для вхождения не только в новую бытовую, но и в новую культурную жизнь, необходимо знать ее коды, в Израиле в большой мере восходящие к Библии. Приведу несколько примеров из различных областей культуры.
Первый – из ботаники. Известный цветок «Иван-да-Марья» (Violа tricolor) также называется двумя именами – мужским и женским «Амнон и Тамар». Но это не самые частые израильские имена, а имена сына и дочери царя Давида, о чьих взаимосвязанных и трагических судьбах повествует Библия (II Самуила, 13).
Другой пример. Широко распространенное в Израиле выражение «за Рахель, твою младшую дочь», означает ясно, четко и неднедвусмысленно высказанное условия или требование, что совершенно непонятно вне библейского текста. Согласно Библии (Бытие, 29:18) Яков, полюбив Рахель, сказал ее отцу Лавану: «Буду работать на тебя семь лет за Рахель, твою младшую дочь». Поскольку ранее было сказано, что у Лавана были две дочери – старшая Лея и младшая Рахель, то, указав и имя и возраст одной из них, Яков дважды недвусмысленно обозначил свои требования. Впоследствии Лаван все же не выполнил условия договора, отдав Якову в жены старшую дочь Лею. Весь этот библейский контекст и породил упомянутое идиоматическое выражение.
И последний пример – стихотворение израильского поэта Натана Заха:
Человек – дни его – трава *. Дни его, что трава. Человечьи дни, что трава, дни его. Откинь страх**. Человек для трудов рожден***. На страданье рожден. Человек рожден для трудов. На страдание рожден. Отбрось страх. Но сыны пламени искрами ввысь***. Огневыми искрами ввысь Огневыми искрами ввысь возлетят. Ввысь возлетят. Отбрось страх.
.....................……………………………
*Дни мои, как тень простертая, и как трава засыхающая. (Псалмы 102:5).
** Не страшись. (Бытие 15:1; Иехошуа бин-Нун 10:8).
*** Ибо человек рождается для страдания, как искры (сыны пламени) – чтобы лететь вверх. (Иов 5:7)
В переводе это стихотворение должно быть снабжено целым рядом примечаний, т.к. все оно – развернутая библейская цитата. Но читающий ее в оригинале израильтянин в примечаниях не нуждается, эти цитаты, особенно цитата из Иова, у него на слуху. Можно по разному понимать смысл стихотворения – как подтверждение идеи обреченности человека или, напротив, как мысль о том, что человек стремиться ввысь, но любая трактовка возможна только на основе библейских кодов.
Приведенные случайные примеры – отдельное слово, короткая идиома, поэтическое произведение – подтверждают, как мне представляется, что культурные коды израильской культуры в большой степени включают библейский текст, хотя, разумеется, они не ограничиваются только Библией. Усвоить эти коды, утраченные за семьдесят лет советской жизни, не легче, а, возможно, и труднее, чем освоить разговорный язык. И незнание этих кодов – одна из причин того, что русская алия (особенно ее старшее поколение) так медленно включается в израильскую культуру даже в роли потребителя.
©«Заметки по еврейской истории» №6 (55), июнь 2005 года