|
|
|
Клезмерская музыка становится все популярнее на постсоветском пространстве. Концерты, фестивали, исполнительские конкурсы проводятся сегодня повсеместно. Но по-прежнему самым авторитетным, представительным и престижным форумом клезмеров стран бывшего СССР остается «Клезфест в Петербурге», ежегодно, начиная с 1997 года, организуемый Еврейским общинным центром Санкт-Петербурга. В июне этого года «Клезфест» прошел на берегах Невы уже в девятый раз. Приехавших на фестиваль участников из разных стран СНГ и Балтии, а также США, Германии, Австрии и Финляндии, вновь ждали мастер-классы выдающихся исполнителей еврейской музыки из США и Западной Европы, лекции, репетиции, концерты и непременный «клезмерский пароход» по ночной Неве.
Уже второй год подряд мастер-класс для вокалистов проводил на питерском «Клезфесте» солист знаменитой нью-йоркской группы Klezmatics Лорин СКЛАМБЕРГ. После одного из фестивальных концертов он согласился дать нашему кореспонденту подробное интервью.
Газета «Ами» выражает благодарность руководителю оргкомитета «Клезфеста», директору Еврейского общинного центра С.-Петербурга Александру Френкелю за помощь в подготовке этого материала.
 |
|
|
— Лорин, вы уже третий раз в России: в июле прошлого года выступили на петербургском «Клезфесте», а в октябре вместе с группой Klezmatics — в Москве. Каковы впечатления от этих выступлений? Как вам понравилась публика?
— Московский концерт мы отыграли на одном дыхании. Просто фантастика какая-то. По-моему получилось круто… Мое же сольное выступление прошлым летом на петербургском «Клезфесте» стало для меня настоящим эмоциональным потрясением. Ведь тогда я первый раз приехал в Россию, а к вашей стране у меня отношение особое. Моя бабушка по материнской линии и вся ее семья — выходцы из местечка Фастов, что в 60 милях от Киева. Нет, я знаю, что Украина теперь другое государство. Но тогда, в Петербурге, я был ближе всего в своей богатой гастролями жизни к тем местам, откуда родом моя семья. И это не могло не волновать. Может быть поэтому, все вокруг казалось таким знакомым. В общем, впечатления от концертов петербургского Клезфеста были самыми яркими за весь прошлый год. Уверен, что еще не раз приеду в Петербург. Было бы интересно выступить здесь с группой Klezmatics.
— Вот было бы здорово!
— Надеюсь.
— Вы начали играть клезмерскую музыку еще подростком в Лос-Анджелесе, а потом переехали в Нью-Йорк…
— Вообще, музыке меня учили с детства, а подростком я играл все подряд: и американский фолк, и балканские мелодии, и мексиканские, одновременно продолжая осваивать аккордеон и гитару. В старших классах школы — тогда мне было лет 15 — мы организовали ансамбль, который исполнял в основном израильскую танцевальную музыку. Но мы также играли несколько «клезмерских» мелодий, по крайней мере, нам так тогда казалось… Потом я переехал в Нью-Йорк. Почему? Возможно потому, что этот город, образно говоря, имеет свое еврейское лицо. Ведь его еврейская община — одна из самых старых в Северной Америке. Все евреи, приезжавшие в США, попадали в страну через нью-йоркскую таможню на острове Эллис. Они и селились обычно где-нибудь поблизости, например, в Нижнем Ист-Сайде. Потом они постепенно освоились в Бронксе, Бруклине, на Лонг-Айленде. Когда я впервые приехал туда, по радио ежедневно передавали программы на идише и, конечно, еврейскую музыку. Это было как раз то, что мне нужно. В Нью-Йорке я мог быть евреем, так сказать, в позитивном смысле. Мое стремление играть еврейскую музыку могло быть реализовано только там. Такой возможности в Лос-Анджелесе не было. Ну, я и махнул в Нью-Йорк посмотреть, что из всего этого получится.
— Итак, вы оказались в Нью-Йорке. Это было где-то в начале 80-х?
— Точнее, в 1983.
— В самый разгар «клезмерского возрождения»?
— Да, это была уже вторая волна «клезмерского возрождения». Наши предшественники, представители первой волны, к тому времени уже работали в оркестрах, исполнявших многие забытые еврейские мелодии, которые когда-то играли их отцы и деды. У этих музыкантов было чему поучиться. Хотелось заняться чем-то подобным.
— И вы организовали группу Klezmatics, которая сегодня очень популярна…
— …в узком кругу любителей клезмерской музыки.
— Не так уж узок этот круг, ведь Klezmatics сегодня выступает в самых престижных концертных залах по всему миру. Как сложился оригинальный стиль группы, в чем секрет ее успеха?
— Поначалу ни о чем таком мы даже не думали. Просто хотелось слегка подзаработать, играя на свадьбах и вечеринках. Но вышло так, что в 1988 году нас пригласили выступить на берлинском музыкальном фестивале «Heimatklange». Мы приехали, отыграли концерт и даже записали наш первый компакт-диск.
— Если не ошибаюсь, это был диск «Shvaygn Toyt» («Тишина — смерти подобна»), который вышел на лейбле «Piranha» в начале 1989 года?
— Точно. Так вот, директор фестиваля Кристофф Борковски Акбар, который, кстати, одновременно был и директором лейбла «Piranha», сказал нам: «То, как вы играете, заслуживает всяческих похвал, но для меня, да и для широкой публики, было бы гораздо интереснее, если бы вы сумели сделать для идишской музыкой то, что Офра Хаза сделала для музыки евреев-йеменитов. Попытайтесь придать этим старинным мелодиям современное звучание, попробуйте выразить свое личное отношение к ним, отношение музыкантов конца XX века».
В сущности, его слова явились своеобразным катализатором для постепенного формирования музыкального стиля нашей группы. Не знаю, что бы случилось, если бы мы не встретили Кристоффа. Возможно, в итоге мы пришли бы к подобному стилю сами, так сказать, естественным путем, но следует признать, что это была его идея.
Итак, мы вернулись в Нью-Йорк и приступили к работе над новым репертуаром. Поначалу мы пробовали играть в более быстром темпе, но играть быстро далеко не означает играть хорошо. Ведь клезмерская музыка — это, в первую очередь, музыка танцевальная. А танец может быть сколь угодно быстрым, даже диким, на грани безумия, он может быть переполнен чувствами, но эти чувства надо уметь контролировать. Мы как раз пытались найти в нашем творчестве баланс между эмоциональной раскрепощенностью и внутренним самоконтролем, а в более широком смысле — между еврейской музыкальной культурой Старого света и современной музыкой Нью-Йорка. Этим мы и занимаемся последние двадцать лет.
— Все участники вашей группы: трубач Фрэнк Лондон, кларнетист Мэт Дэрроу, скрипачка Лиса Гуткин, басист Пол Моррисет и ударник Дэвид Лихт — прекрасные исполнители, интересные композиторы и оригинальные аранжировщики, короче говоря, яркие индивидуальности …
— Спасибо.
 |
|
|
 |
|
|
— Как вам удается работать вместе, наверное, это не легко?
— Да уж, «не легко» — не то слово. Однако еще в самом начале нашей совместной деятельности мы решили быть коллективом, то есть — никаких лидеров, никаких начальников. Каждый волен предлагать свои музыкальные идеи, но все окончательные решения принимаются совместно, путем консенсуса. То, что все музыканты группы, как вы сказали, «яркие индивидуальности», звучит прекрасно, но из-за этого приходится гораздо больше работать. Возможно, было бы проще, если бы был кто-то главный, кто бы говорил: Делай раз, делай два… — и у вас нет никаких других забот, кроме как играть хорошо. Хотя в нашем случае каждый вносит существенно больший вклад в общее дело, поскольку мы — коллектив и каждый относится к своей работе очень серьезно. И, несмотря на все проблемы, именно такое положение вещей делает нас группой. И мы счастливы работать вместе.
— Многие российские музыкальные критики искренне уверены, что клезмерская музыка — это музыка американских евреев. Мне иногда кажется, что они пришли к такому выводу, слушая записи группы Klezmatics. Например, на одном из самых известных ваших альбомов «Rise Up! — Shteyt oyf!» («Воспрянь!»), который вышел в 2003 году, есть немало композиций, которые звучат очень «по-американски»…
— Да, есть такие композиции, хотя в целом альбом довольно разнообразный.
— Расскажите о нем подробнее?
— Все, что мы записали для этого альбома, — танцевальная музыка, которая вполне подходит для любой вечеринки. Мы включили в него песни и инструментальные композиции, уже исполнявшиеся на наших концертах. Также мы подготовили ряд совершенно новых вещей. Не думаю, чтобы мы сознательно пытались придать нашей музыке «американское» звучание. Часть песен мы поем по-английски, часть на идише, и нельзя сказать, что идиш здесь как с боку припека. В музыке этого альбома чувствуется влияние все тех же «ярких индивидуальностей», о которых вы говорили. Это — подлинный Klezmatics.
Конечно, кто-то может сказать: Разве это клезмерская музыка и все такое?… А что такое клезмерская музыка?
— Действительно, что?
— Ну, она очень разнообразна. Ранняя клезмерская музыка Старого света, которую исполняет сегодня ансамбль Budowitz; стиль малых составов Дэйва Тарраса, тот экспериментальный стиль 50-х; идишские шлягеры сестер Бэрри, невероятно популярные в 40-х; еврейские биг-бэнды 20-х; и репертуар оркестра Бельфа, записанный на граммофонные пластинки в начале прошлого века — все это клезмерская музыка в современном понимании. К тому же, все эти музыканты, исполнявшие свою музыку очень по-разному, в разные времена, в разных странах, не существовали в вакууме: на них, несомненно, влияло все, что их окружало. Так же и мы. И, в этом смысле, у нас нет выбора. Не знаю, можно ли назвать нас «клезмерским» оркестром, но мы, несомненно, еврейский оркестр.
 |
|
Лорин Скламберг и Майкл Альперт |
 |
|
|
— Однако, похоже, что американо-еврейская тема занимает все более важное место в творчестве группы Klezmatics. Например, ваш предпоследний альбом 2004 года посвящен песням о Хануке, написанным известным исполнителем песен протеста Вуди Гатри, который, кстати, был очень популярен в СССР в конце 60-х годов. Его автобиографический роман «Поезд идет к славе» с предисловием Пита Сигера был издан на русском языке. Я недавно перечитал эту книгу, но не нашел в ней ничего о том, что Вуди Гатри интересовался еврейскими праздниками и писал о них песни. Кто рассказал вам об этом, как возникла идея записать такой альбом?
— Что всем известно о Вуди Гатри? Ну, был такой паренек из Оклахомы, бродяга, бард, в годы великой депрессии объездил всю Америку на товарных поездах, сочинял и пел песни о борьбе рабочих за свои права. Эти песни действительно очень американские, как, например, всем известная «Это — моя страна, это — твоя страна…», к тому же они сильно политизированы. Но, мало кто знает, что большую часть жизни Вуди Гатри провел в Бруклине, и что большая часть его песен была написана именно там. В Бруклине же Вуди Гатри женился на Марджери Мазиа, дочке известной идишской поэтессы Ализы Гринблат. Ее стихи и песни популярны и сегодня. Одну из них, «Fisherlid» («Песня рыбака»), мы часто исполняем на своих концертах. Собственно с нее все и началось. Мы выступали на Танжелвудском летнем музыкальном фестивале в Леноксе (Массачусетс). На одном из концертов я увидел Нору Гатри, дочь Вуди. Я знал ее в лицо по фотографиям… После концерта я подошел к ней и спросил: «Вы Нора Гатри?»
И она сказал: «Да, это я».
«Рад с вами познакомиться».
«Я тоже. Мне очень понравилось ваше выступление».
«Сегодня на концерте мы исполнили одну из песен вашей бабушки».
«Правда?»
«Пойдемте, я познакомлю вас с другими музыкантам».
Мы поднялись на сцену, и я сказал: «Позвольте представить: Нора Гатри, внучка Ализы Гринблат». Она слегка удивилась, поскольку никто еще не представлял ее как внучку Ализы Гринблат, а только как дочку Вуди Гатри, или сестру Арло Гатри, известного исполнителя музыки кантри. Потом она сказала: «А вы знаете, что мой отец писал еврейские песни?»
В то время Нора разбирала его архив, составляла каталог, в котором значатся почти три тысячи песен. Интересно, что только к тремстам из них сохранилась музыка. Ведь ее отец не слишком-то разбирался в нотах и почти никогда не записывал свои мелодии. Нора Гатри передала некоторые из текстов Вуди Гатри Билли Брэггу из оркестра традиционной американской музыки Wilco. Он положил их на музыку собственного сочинения и вместе Wilco выпустил два превосходных CD под общим названием «Mermaid Avenue».
Потом, уже в Нью-Йорке Нора познакомила нас с некоторыми из еврейских песен Вуди Гатри, но их было не много. В это время она еще не закончила разбирать архив отца. Мы решили, что было бы здорово написать к ним музыку, а потом выступить где-нибудь с такой программой. Но до «Хануки» было еще далеко, да к тому же мы были заняты разными другими проектами. В конце лета мы решили, что пора опять поговорить с Норой. Мы позвонили ей, и она в этот раз прислала нам уже огромную пачку рукописей. Там было двадцать пять, а то и все тридцать, песен. Начиная с сентября и вплоть до декабря мы, как заведенные, сочиняли к ним музыку. Так собственно и родился этот проект.
Потом мы устроили концерт, на котором сыграли и спели то, что у нас получилось. И Арло Гатри выступал с нами. А в следующем 2004 году мы записали альбом, который получил название «Woody Guthrie’s Happy Joyous Hanuka» («Счастливая, радостная Ханука Вуди Гатри»), состоящий из восьми песен. Он вышел ограниченным тиражом. Этот диск оформлен довольно оригинально: из картонной упаковки путем всяких хитрых манипуляций можно сложить нечто вроде дрейдла. В дальнейшем мы собираемся переиздать этот альбом, но, конечно, уже без такой упаковки. А в следующем году мы планируем записать второй CD с еврейскими песнями Вуди Гатри, для которого мы уже подготовили несколько новых композиций.
В апреле прошлого года, когда мы работали над записью альбома с песнями о Хануке, возник еще один очень интересный проект, в котором мы попытались соединить близкие по духу мелодии еврейской пасхи и афро-американский спиричуэл.
 |
|
автор-исполнитель песен на идише 83-летний Аркадий Гендлер из Запорожья в окружении своих молодых коллег |
 |
|
|
— Вы имеете в виду ваш альбом 2005 года «Brother Moses Smote the Water» («Брат Моисей рассекает воды»)?
— Вы и об этом знаете? Но альбом появился позже. Сначала мы попытались найти точки соприкосновения между еврейской духовной музыкой в исполнении нашей группы Klezmatics и госпелом в исполнении известных афро-американских вокалистов Джошуа Нельсона и Кэтрин Фармер. Мы выступили вместе на одном из концертов, и вот что случилось дальше. Наши знакомые из немецкой звукозаписывающей фирмы «Piranha», которая выпустила первый альбом Klezmatics, предложили нам выступить с этой программой на концерте в Берлине, а также записать это выступление на CD. В результате нам пришлось одновременно работать и над альбомом с песнями на стихи Вуди Гатри, и над альбомом «Brother Moses…». Надо сказать, это был весьма продуктивный период в жизни группы. К тому же «Brother Moses…» — наш первый официально концертный CD. На нем даже видео клип имеется. Получилась крутая штука!
— Было бы интересно поговорить и о другой стороне вашей музыкальной деятельности, связанной с альбомом «Zmiros», куда вошли интерпретации застольных гимнов, исполняемых во время обязательных субботних трапез и на исходе субботы…
— Я бы не стал как-то особо разделять эти стороны. Ведь Klezmatics исполняет еврейскую духовную музыку едва ли не с момента своего основания. Например, одну из песен, не вошедших в CD «Zmiros», мы включили в «Rise Up!» И она стала довольно популярной.
Что же касается альбома «Zmiros», который я записал вместе с пианистом Робом Швимером и Фрэнком Лондоном, то, вообще-то, это второй проект такого рода. Первый назывался «Nigunim» («Нигуны», хасидские песни без слов) и вышел на известном лейбле Джона Зорна «Tzadik» в 1998 году. В его записи также участвовал Фрэнк Лондон и другой пианист — Ури Кейн.
Так вот, как-то мы выступали вместе с группой Klezmatics на концерте в одном из пригородов Парижа. После концерта к нам подходит один местный паренек и говорит: «Я бы хотел, чтобы вы с Фрэнком Лондоном устроили здесь в Париже концерт еврейской духовной музыки». «Ладно, — говорю, — устроим».
Мы вернулись в Нью-Йорк, провели настоящее исследование в музыкальном архиве института YIVO и отобрали песни для концертной программы. Потом долго репетировали. И вот мы опять в Париже. Правда, наш первый концерт, на котором исполнялись песни, впоследствии составившие альбом «Nigunim», едва ли можно было назвать успешным. Он состоялся в 4 часа утра в одном из парижских театров. И как вы понимаете, народа было, мягко говоря, не много, точнее сказать, что совсем не было. Какой дурак придет на концерт в такое время?
После «Nigunim», мы подумали, что было бы не плохо записать еще что-нибудь в этом духе. А дальше случилось так, что нас пригласили участвовать в проекте, который был организован еврейской молодежной организацией «Гилель». Идея «Гилеля» состояла в том, чтобы записать CD с субботними застольными песнями — змирот, что, собственно, мы и сделали...
Не знаю интересно это или нет, но после того, как мы записали эти два альбома, очень многие музыканты на еврейской сцене стали исполнять религиозную музыку. С одной стороны, это некая тенденция, возможно, вызванная появлением наших CD. С другой стороны, по мере того, как люди становятся старше, их все больше начинают интересовать различные религиозные вопросы, и религиозная музыка тоже. Они ищут в ней какую-то особую глубину, некие знаки потустороннего. Например, музыканты моего поколения начинают заниматься хасидскими нигунами, канторскими песнопениями и другой религиозной музыкой. И я думаю, что это очень хорошо.
— Вы успешно совмещаете активную концертную деятельность с работой в нью-йоркском институте YIVO, где заведуете аудиоархивом. Эта работа важна для вас?
— Конечно. Во-первых, там я узнаю что-то новое буквально каждый день. Это неисчерпаемый источник музыкального материала и для меня, и для участников моей группы, и для любого исследователя, решившего поработать с архивами института. Мне здорово повезло с этой работой. Хотя бы потому, что я не знаю, на что бы я жил без нее. Да и вообще, это настоящая «мицва» — иметь возможность работать в YIVO.
— Вы также являетесь одним из учредителей и со-директоров общественной организации «Living Traditions»? Чем занимается ваша организация?
— Да, вместе с Генри Сапожником я был соучредителем «Living Traditions». Я работал в ней начиная с 1994 года. Потом, в 2001году, я вернулся в YIVO. Пожалуй, самым важным мероприятием «Living Traditions» является «Клезкемп» — это своеобразная летняя школа для молодых исполнителей клезмерской музыки. В сущности, мы и организовали «Living Traditions», чтобы регулярно проводить эти летние школы. В общей сложности, я был координатором «Клезкемпа» 14 лет.
— Да это большой срок. Как видно, вы много успели сделать для развития клезмерской музыки. А как вам представляется ее будущее?
— По-моему, с этим все будет в порядке. Я бы даже сказал, что будущее клезмерской музыки выглядит многообещающим. Особенно это касается инструменталистов. В США выросло целое поколение музыкантов, которые с детства слушали и играли клезмерские мелодии. Они не просто привыкли к этой музыке, с детства они буквально существовали в ней, они прекрасно знают ее, так сказать, изнутри.
А в прошлом году, когда я впервые приехал в Россию, на «Клезфест в Петербурге», я был просто поражен тем, насколько много здесь прекрасных вокалистов. То, что обычно ввергает меня в депрессию, — это именно вокалисты. Действительно, здесь я не слышал никого, кто меня бы разочаровал. У вас так много великолепных исполнителей идишской песни: Аркадий Гендлер, Ефим Черный... Таких людей на руках носить надо, ведь они — настоящие сокровища.
И это действительно здорово!
Фотографии Михаила Хейфеца