|
|
|
Уважаемый Михаэль Дорфман, известный израильский публицист, написал и опубликовал статью «Холокост – это смешно?» (Nota-bene, выпуск 9, 2005). Статья содержит множество не известных нам фактов и уже поэтому очень интересна. А начинается она анекдотом, который любой россиянин сочтет плагиатом с известного российского («Киллер – напарнику: «Что-то клиент задерживается. Я беспокоюсь – не случилось ли с ним чего-нибудь?»), и к концу первых трех страниц читатель готов бросить читать: о еврейском юморе уже написано много и хорошо, а тут лепет... и внезапно оказывается по уши в вопросе, в который не полез бы по своей воле. Этот вопрос – можно ли шутить на тему Холокоста?
Автор начинает свои рассуждения с инвектив в адрес «заправил Голливуда, в большинстве своем евреев», которые не уделяли в 30-е годы достаточного внимания теме «начинающегося Холокоста». Натяжка очевидна – в 30-е годы было вовсе не очевидно, чем дело кончится. Вопрос о том, что было и что не было известно, и кому именно, обсуждается до сих пор. Вот если бы можно было доказать, что знали и понимали – тогда, казалось бы, другое дело. Однако и в этом случае ситуация не ясна: может быть, не хотели дразнить, надеялись кого-то спасти? Вы скажете – «мюнхенская политика», миллион раз известно, к чему это приводит. А я вам отвечу – это известно нам и теперь. А что было тогда, мы знаем не слишком хорошо. Более того, мы не всегда понимаем, что происходит сейчас. Даже с террористами в некоторых случаях ведут переговоры, а политика «мочить в сортире» уже продемонстрировала свою перспективность.
Попинав Голливуд, автор обращается к теме юмора и сообщает нам, что в еврейских кругах не любят юмор об Израиле, а уж на юмор о Холокосте вообще наложено табу. Но кто или что такое «еврейские круги»? Ниже автор сообщает, что все эти анекдоты весьма любимы и непрерывно юзаемы сетевым сообществом. Значит, «круги» – это, так сказать, истеблишмент? Госпожа Ливнат, не к столу будь сказано, или еще какое культурное начальство? А тогда ничего странного. В нормальной стране министр культуры или, скажем, президент, действительно не рассказывает с трибуны того, что прочел вечером на сетевом форуме. Язык публичного выступления президента в нормальной стране действительно отличается от языка шпаны из его родного, скажем, кибуца.
Но самое главное – не это. А то, что человек, переживший трагедию, воспринимает ее иначе, нежели тот, кто проходил ее в школе. Даже если он читал и сопереживал, а не листал учебник, позевывая. И хоть евреи и способны с помощью своего юмора вводить антисемитизм и Холокост в свою культуру, в свое мировосприятие, причем как-то иначе, нежели армяне свой геноцид, но пользоваться этим инструментом надо очень осторожно. Помня о тех, кто не может шутить.
Существенную часть статьи автор посвятил проблеме избыточности (по его мнению) освещения Холокоста в СМИ и спекуляциях на этом материале. Это действительно важные и серьезные вопросы. Но если понять, что происходит реально, возможно, то выработать какие-либо рекомендации трудно. Одна и та же картина для моей подруги-искусствоведа – великое искусство, для меня – эротика, для депутата госдумы – порнография. Один и тот же фильм про Холокост... и так далее. Конечно, можно попытаться понять, как все это влияет на общество – с учетом его структуры, разнообразия людей и их взаимодействия, – но эта задачка примерно на нобелевку, а даже если мы ее решим, кто будет заниматься «внедрением»?
Некоторые заявления автора можно, пожалуй, характеризовать как бестактность. О Яд ва-Шем он пишет: «По всему миру сотни миллионов долларов тратятся на подобные музеи, имеющие больше общего с музеями Ленина, чем с музейным делом.» Знает ли что-либо вообще уважаемый публицист о работе Музея Ленина? Для этого недостаточно посетить его один раз в юности. Но сравнение Музея Ленина и Яд ва-Шем в любом случае – нонсенс, и это очевидно любому, кто хоть по разу побывал там и там.
Теперь самое важное. Цитируем: «Более или менее перелицованные на иудейский лад нацистские идейки о земле и почве широко и открыто циркулируют в определенных кругах». Во-первых, автор в своей поэме экстаза лажанулся – не «земле и почве», а «крови и почве». Во-вторых, какие, собственно, «нацистские идеи» имеет в виду автор? Связь человека с кровью и почвой – абсолютное общее место во всей истории человечества, в истории всех народов. Такой-то, сын такого-то. Такой-то из такого-то города. Любой человек связан со своими родителями биологически, со своим народом и его ареалом – культурно. В сегодняшнем мире гражданство устанавливается либо по месту рождения (почва), либо по родителям (кровь). Если автору потребовалось этак вскользь кинуть камень в «правых» – это понятно. Если он имел в виду нечто конкретное – надо было пояснить. От себя рискнем добавить, что для выживания любого народа нужна культурная преемственность, а ее легче всего обеспечить в семье (кровь), и в стабильной, живущей в своем окультуренном ареале, группе (почва), причем чем слабее одно, тем более важно другое. Поэтому идеи о связи человека с народом и почвой абсолютно неизбежны: народы, у которых такой связи не было, сходили с исторической сцены.
Теперь «половим блох». Не надо открывать текст римейком популярного и общеизвестного современного российского анекдота. Да еще и объяснять в заключение, что еврейский вариант был известен раньше. Может быть, это и так, но надо учитывать реакцию читателей. Кстати, и мотивировка странна – вряд ли в 50-е годы понятие «еврейский терроризм» было таким уж абстрактным. Это сейчас мало кто помнит, что противопоставили евреи арабско-британскому террору на подмандатной территории.
Имя Тухольского – не Карл, а Курт. Принято писать «Элеонора Рузвельт», а не «Элеонор». Принято писать «Абба Эбан», а не «Эван». Спорить с известным историком Шмуэлем Эттингером можно. Но с фактами в руках, а словечко «якобы» – не аргумент. Если нет других, лучше подождать, пока они появятся.
Автор считает, что гуманизация Гитлера менее опасна, чем его демонизация. Утверждение никак не мотивировано и, более того, просто неверно. Все зависит от того, как именно гуманизировать и как именно демонизировать. Если человек, у которого автор берет интервью, говорит глупость («Смотрите, в Украине, в Киеве сегодня самый высокий уровень СПИДа в мире»), то, приводя ее, надо как-то комментировать. Во-первых, чтобы читатель не поверил, а во-вторых, чтобы понимал, что интервьюируемый американский профессор либо дурак, либо жулик – и соответственно воспринимал всю остальную мерзость, которую тот изрек.
Ну и в заключение: спасибо автору за сцены израильской жизни. Лично я узнал много нового и интересного.