Он уходил из пространств и понимал, что на языке, созданном людьми, нельзя объяснить то, что исчезало за пределами мира, ведь предметы уже исписало сознанье. Он видел, как он смотрит среди невозможности оглянуться. Яркий свет солнца скрывает вещи.
…И двери закрыты, идти к ним и стоять возле них. Нет, не ожиданье остановит нас у дверей, а тень двух солнц.
Он только искал. Это был красивый жест презренья – уйти и не возвращать¬ся. Но он искал и находил себя, земля была пустынна для него. Однажды он пришел ко мне, но я не рассмотрела его. Я искала пустыню. Все предметы казались мне лучами солнца, иногда я видела се¬бя среди них.
Он был самым красивым из лучей, ибо у него была душа. Он ушел перед рассветом, чтобы солнце не могло его рассмотреть. Оставил какие-то вещи, облако и свой образ среди уставших видеть меня зеркал
Да... еще сон... он забыл свой сон.
Он придет за ним на рассвете следующего вечера, когда я уже умру, возьмет мое тело, отнесет его к дереву и скажет: она теперь подобна тебе. Но тело уже растает и не услышит этих слов, ибо они включили в себя тождества. Тождества губят нас (1).
Твой сон, что видела я, называл мое имя, словно и ты, и он знали меня прежде. Закрываю окна, чтобы быть с ним и днем. Так жизнь моя стала сном. О, я должна успеть посмотреть ее. Но сон уходил и приходил, и я подумала: жизнь последует за ним.
Ты го¬ворил мне когда-то, когда я была еще, что тень - это призрак, так ты отрицал и тень, и таков был сон. Я сравнивала и утрачивала сны, возвращаясь к реальности, к которой невозможно было вернуться, потому что и она стала сновидением.
Когда ты придешь, я скажу:
- Я обронила твой сон.
В сравнениях теряемся и мы (2).
Я всегда видела и тебя среди взглядов луны, будто я была в ее глазах. Я шла мимо зеркал, но мое отраженье снилось мне.
Зеркало тоже мир.
Я помню, много лет назад, была еще юной и прекрасной девой, и солнце, и ветер, и дни любили меня. Они будили меня так, что сон не мог отыскать их. Я таяла и таяла, звезды, что я любила, гасли и гасли.
Однажды я заблудилась среди звуков. Я искала дорогу, и она была молчаньем.
И вещи презирали меня (3).
Я не знала, кто он: душа или тень. Кажется, его имя больше не повторялось. Стиралось. Памятью.
Обурнист. Там множество перечислений. Я складывала слова из прозрачных капель смеха, прикосновений и нескольких давно забытых слов. То, что я писала было собранием желаний и образов (4).
Я - часть воспоминанья.
Комната была темной и грустной, да облако молчало и закрывало мне глаза. Вещи желтели, опадали быстрее времени. Звезда озарила мой мир, желтую штору, его тайный вздох, шаг назад и молчавшие вне запаха цветы. Во всех предметах пребывало совпадение, четыре формы: он, невиновность и странники.
Он (голос) спросил:
- Когда-нибудь я войду в комнату?
Что это? Притворство мира, в котором наше желание - путешествие. Что здесь состоящее из одного слова?
Множество видений.
Он не хотел, чтобы пространство застало его. Два раза он вздохнул всей вселенной, и в ее памяти не нашли его. Ангел небесный, есть ли на свете открытое для всех окно?
Он смеялся. Я помню и не помню его облик. Прикосновения вплетаются в тень. Страх ветра остался невысказанным. Плач был покорным лучам луны и бессмысленным криком ночи. В безбрежной красоте молчанья таился облик двух вещей обреченных и бескрылых (5).
В ее бледном лице жили два созвездья. Она не измерила еще этот голос, запоздалый, отобранный у мира и солнца. Она разделяла предметы на облака и мгновенья, как птица среди душ, невидимая птица-призрак. Ее ощущения: закат из нескольких осколков.
Я отражаюсь.
Звезды – кто видел их лица днем? – не носили одежд солнца. Эта невозможность очаровывала чужие обличья (6).
Слова, их узнает всякий.
Где ты?
Не беги от меня.
Мне казалось, что и птицы улетели из моих снов (7). Я верила в свое предназначенье быть мгновеньем, вторить пространствам. Ни в чем я не видела отличий себя и дней. Упоминание, так похожее на прикосновенье, владело пространствами и моими снами из четырех стран света и тьмы.
– Когда на тебя смотрят глаза, видят они не тебя, а себя (8), -так он произнес, когда вошел и вышел. Одновременность, состоящая из двух движений порождала пространство и другие перечисления.
- Ты поставил слова прежде шагов, - сказала я, – но их услышали облака и твоя тень. Я вплела во время вздохи и взгляды, и они теснились в моем сознанье. Шаг порождает созвучие, но глаза? Слышимое для них – видимое.
Я спрашивала, но ты не ответил, потому что за тобой шла твоя тень и закрывала солнце.
Отличие вселенной ото сна. Сравнивать две невозможные вещи и утрачивать ощущенья морей, всех безбрежностей.
В двух днях не уместится все невозможное - ветер (9).
Королева сидела на лугу, ее глаза, как две слезы, туманны и прозрачны, катились по уставшим облакам.
– Не верьте отраженью, - говорила. Подняла глаза, а они упали в облака. Королева любила бродить, перечисленья, забывать все, смех, который спрятал от нее лица вещей, читать и произносить: я люблю разгадывать страшные загадки.
- Да, да, - подтвердила она, снова подняла глаза, но они опять упали в облака.
Десятым шифром была сама королева.
Древний математик нашел определение мира. Он сказал: мир - это облако, но почему облака плывут и плывут, если мир только одно из них?
Мир многолик, так думали древние, но у него одно лицо. Облики, которые он принимает, - его повторенья. Так был открыт закон тождества. Но на него наложили запрет: нельзя мыслить все одновременно, ибо умножается подобное и бессмысленное.
Все в мире создано по одному образу, и нет смысла искать различия, и потому мы должны находить сходства. Но там, где царит одинаковое, самое невозможное – найти подобие.
По поводу сравнения в трактате почти нет замечаний, кроме этого: сравнивать - брать вещи и видеть их. Прикосновение сочетается со взглядом, и мы соединяем вещи невидимой нитью. Если мы находим сходства, то вещи исчезают. Далее отсылка к легенде.
Он пришел и стал связывать вещи. И тогда вещи исчезли, но осталось пространство. Дни и ночи превратились во время, а люди, образы и чувства стали реальностью, и воцарилась пустота. И никто там уже не встретится ни с кем. Все стало одним, и живет каждый один, и нет там другого. Но я не нашла там никого.
Он помнил презренья.
Далее перечень снов. Сны о желаньях. Желанье – стремление к видимому.
Она хотела быть неузнанной, потому меняла свои желанья.
Далее из шифров ненаписанного: невоплощенность, что только и может соответствовать желаньям.
И ничего о презренье вещей, только: вещи сомневаются, потому и молчат о своих виденьях. Много причин для молчанья.
Собрание желаний и образов – книги, написанные из сна. Существо, что написало их, было многолико. Одно лицо его было лицом ребенка, желтых облаков, пасущихся коров, глаза которых сливались с луной. Жило оно в мире одной девочки, которая боялась стать деревом. Собрание в двух местах разобрано. Расстояние от А до Я было бессмысленно, исчерчено и смято.
Там же найдено слово, не принадлежащее миру девочки-дерева, также образы, фигуры, тела и мгновенья и неповторяющееся невозможное. Но странная королева упразднила образы, раз они повторенья. Когда мы вернулись назад, то не нашли и королеву. Она ушла и из сравнений.
Там пропущена звезда. В этой фразе живут воспоминанья.
Он пришел тогда и сказал:
- Я возьму твой язык и отдам тебе крылья.
Далее диалог королевы со служанкой.
- Видела ли ты, когда король свои глаза лишил видений?
- Слепота - безмерное море.
- Он сделал шаг или два, считала ты?
- Он крылья нес.
Ничего не сказано об обличьях: время, пространство, жизнь, воображаемое. Шифры королевы разорваны на две части. В шифрах трансцендентного три измеренья и пять мгновений, и все они реальны, кроме трех - они придуманы. Но в шифрах невозможного самого невозможного нет. Оно сохранилось в этом диалоге.
- Где же искать его?
Королева не имела глаз, потому в ее глазах невозможным были виденья.
- Призраки, - сказала она, - вы призраки, вне моих ощущений.
В шифрах невозможного есть одно упоминание о невозможном - сами шифры.
Это легенда о словах, которые покинули птицы.
Слова и предметы были смешаны. Потом их разделил волшебник, что дал королеве мир как созвучие.
И тогда слова полетели как птицы. Они кружились, и волшебник понял, что возникло два пространства и в обоих можно заблудиться. Он вступил в первое и увидел, что птицы исчезли из мира предметов. Теперь вещи не могут летать, потому что слова были их крыльями. Так он узнал, что мир предметов неизменен и что изменяются только слова. Он заплакал, потому что, когда ты разделяешь мир, ты как бы соединяешь его заново.
Так говорила королева и ее мысли:
- Самое большее, что я измерила, - неизмеримое.
Этой фразой она внезапно объяснила мир девочки-дерева, что вплеталась в нее.
В шифрах королевы содержалась фраза, которая задумала этот мир. Но ключ королевы не подходил к словам. Там среди длинных предложений скрывались еще и тени, и дни.
Королева была слепа и не знала, что у нее есть глаза и потому не видела мир, но касалась его словами.
– Ты видишь только слова, а они закрывают от тебя тебя, - говорила ей девочка-дерево, что приходила к ней через пустынные представления.
– Ты рисуешь все в своем сознании: цветы, рассвет. Ты изобразила этот мир вне меня. Сотри все.
Так говорила девочка, и из одного ее глаза капала луна, из другого солнце.
Волшебник, который хотел помочь королеве разгадать ее слова, уронил созвучие в ее руки, и оно рассыпалось на части и раскатилось по лугу.
Королева бегала и собирала их. Вдруг она сказала:
- Я вижу этот мир.
Но волшебник рассмеялся:
- Разве можно видеть глазами?
Он описал это событие так. Королева прозрела потому, что собрала мир из звуков - в созвучие, которое и есть молчанье .
- Но ты слепа, королева, по-прежнему, ибо невидимое нельзя видеть.
Волшебник запутался и не нашел путь к словам.
Все возникает из невозможного, которое есть определение того, кто сотворил мир. Среди его творений все было нереальным.
Затем следует перечисление, занявшее пять тысяч книг, страницы которых были также длинны, как вечность. Никто не прочел эти книги до конца, до середины и с начала. Чтобы их читать, нужно прожить жизнь и не умереть и умереть счастливым. Одной монахине удалось осуществить это условие, но, говорят, она принимала страдание за радость, а жизнь за смерть. Но как только она открыла книгу и бросила взгляд на первое слово, она умерла.
Королева считала, что монахиня познала невозможное до смерти, а не после нее.
Но девочка-дерево молчала.
- Монахиня объяснила нам, что самое невозможное, - сказала она через много лет, - прочесть книги, которые длиннее твоей жизни и вечности. Но я не прочла и слова, потому что слово, которое я хотела прочесть, было длиннее этих книг. Кто-то из суетных людей предположил, что невозможное не будет узнано нами потому, что мы не знаем ни одну из возможностей, записанных в этой книге.
Королева где-то отыскала ключ к трансцендентному и прочитала:
- Невозможное потому невозможно, что невозможно и возможное. Теперь я поняла, они лгут.
Неразгаданной осталась королева. Много лет спустя, когда она уехала из своего королевства и поселилась в монастыре, один мудрец решил разгадать загадку и написал трактат, такой длинный, что, когда королева стала его читать, то почти утратила зренье, и теперь натыкается на предметы и не видит себя в зеркалах.
- Этот трактат длиннее придуманных мною книг. Он солгал, ничто не может быть таким бесконечным. Почему солгал мудрец?