"Народ мой" №12 (376) 30.06.2006
Разговор с дальтоником
Рецензия на рецензию
Для полноценной дискуссии необходим какой-то минимум общих понятий, без которых общение не имеет смысла. Стоит ли, например, обсуждать с дальтоником прелести впечатлившей вас живописи или говорить о музыке с человеком, лишенным слуха? То же и в мире слов, где существуют свои дальтоники, обделенные ощущением оттенков и смысловых переходов. Спорить с такими людьми нелепо, можно лишь обозначить зоны фатальных несовпадений.
Пример - опубликованная в газете "Ами" (31.05.2006) рецензия Леонида Ашкинази на книгу "Хроника еврейских [со]мнений" - сборник избранных материалов из журнала "Народ Книги в мире книг" за 10 лет. Точнее было бы даже сказать, что это рецензия не столько на книгу, сколько на ее предисловие - да еще на обложку, создавший которую художник, по проницательной догадке Ашкинази, полуотделил приставку в слове "сомнений" совершенно самовольно…
В предисловии к сборнику его составитель и редактор журнала А. Френкель извиняется за это несколько претенциозное словосочетание - "Народ Книги в мире книг". Но рецензент в первой же фразе поднимает планку до предельной высоты и утверждает, что название журнала "прекрасно". Он поправляет редактора и объясняет: это "хороший… пример того, что длинное название может быть не только точным, но и звучным" Даже обнаруживает "соответствие названия определенной академичности" и "некий дополнительный шик". О чем можно спорить, если у автора подобные представления об академичности? Если собственные слова не режут ему слух? Если пафосные рассуждения о звучном названии он завершает фразой: "Что до предисловия - то это просто "ой!""? Остается лишь констатировать, что подобное сочетание неумеренной патетики с ужимками и гримасами напоминает стилистику скверного провинциального театра.
Тут не проблема стиля и культуры речи, скорее вопрос общей культуры. Как объяснить рецензенту, что обзоры толстых журналов, календарь памятных дат или библиография новых книг еврейской тематики могут быть интересны кому-то помимо библиотечных работников и общинных функционеров? В качестве контраргумента я мог бы сослаться на свою недостойную особу - не библиотекарь, не функционер. Однако понятно, что существование подобных уникумов нашего автора не убедит.
Дальше - больше. Ашкинази просто поражен, прочитав в столь занимающем его предисловии фразу "расплывчатый, как все еврейское". Что расплывчатого в термине "сионизм"? - вопрошает он. Надо полагать, рецензент ничего не знает о тех бурных спорах и политических столкновениях, которые породил идеал сионизма с самого момента своего появления. Какая жалость, что не могли спросить у Ашкинази - он-то ведь точно знает, о чем идет речь. Что уж говорить после этого о "высшей математике" - о контексте еврейской культуры, о двусмысленной метафизике еврейского бытия, столь наглядно воплощенной еврейской литературой и живописью… Вспоминается: "Тяжеловатые символы, неоконченные сны, смутные образы… Что прикажешь делать с ними? Меня отвлекает здесь что-то судорожное, беспокойное". Или: "Личность его достоверно почти не известна, а ее очертания размыты противоречиями. С уверенностью сказать о нем ничего нельзя. Те, кто знал и любил его, говорили о нем только поэтическим языком. Он научил их грезить, да так, что они и его описывают, словно во сне". Не называю авторов приведенных цитат - их имена не имеют в данном случае значения. Не важно даже то, что в первом случае обсуждается живопись Шагала, а во втором речь идет об основателе хасидизма. Все это еврейская культура, своеобразие которой нашему автору не понятно. Он не успел еще об этом подумать. Скорее, впрочем, уже.
Евгений Мороз
Сайт создан в системе uCoz