|
Поэзия и жизнь |
|
|
|
В нашем 6-б классе у меня был товарищ, Толька Хейфец, он любил математику, и я иногда после школы ходил к нему решать задачи. Его добрая и красивая мама, Татьяна Феликсовна, жалела меня: то покормит, то пуговицу пришьет. Однажды вечером в конце 1946 года, по-моему, в ноябре мы с Толькой делаем уроки, а за стенкой, в столовой, его родители и тетя Эстер, сестра Татьяны Феликсовны, что-то вполголоса горячо обсуждают. Речь шла о каких-то стихах, которые в списках ходят по городу. Вслушиваемся в приглушенный голос тети Эстер:
В чужом жилище руки грея,
Я ее осмелилась спросить:
"Кто же мы такие?"
"Мы - евреи! Как могла ты это позабыть!?"
Дальше - что-то неразборчиво и тихо, а потом:
Жили щедро, не щадя талантов,
Не жалея лучших сил души.
Я спрошу врачей и музыкантов
Тружеников малых и больших.
Не так громко!-сказал Толькин папа и по-еврейски добавил, -мальчики слышат… Некоторое время тетя Эстер читала шепотом, затем увлеклась, и несколько стихов я не только расслышал, но и запомнил. У меня вообще была хорошая память на стихи. Бывало в детдоме разучиваем песню, Ленька Мурин на баяне сыграет мелодию, наш воспитатель Сцепуржинский прочитает текст, потом ткнет в меня пальцем: "Повтори!" Я вставал и почти без ошибок повторял все три, а то и четыре куплета.
Вот и теперь, по дороге домой я постепенно восстановил в памяти некоторые четверостишья.
Лорелея, девушка на Рейне,
Светлых струй зеленый полусон.
Чем мы виноваты, Генрих Гейне?
Чем не услужили, Мендельсон?
Милые полотна Левитана -
Ясное свечение берез,
Чарли Чаплин с белого экрана,
Вы ответьте мне на мой вопрос!
Дома было холодно и одиноко. Отец опять ночевать не пришел… Я достал тетрадочку, в которую выписывал из книг разные мысли и афоризмы, и пока заносил туда новые стихи, вспомнил еще одно четверостишье:
Разве все, чем были мы богаты,
Мы не роздали без лишних слов?
Чем мы перед миром виноваты,
Эренбург, Багрицкий и Светлов!
Конец 40-х и начало 50-х годов были трудными для советских евреев. Та часть их, что не погибла во время войны, испытывала необъяснимую враждебность со стороны верховной власти. Центральные газеты стало страшно разворачивать: то разоблачение каких-то театральных критиков - сплошь еврейские фамилии, то издевательская кампания по раскрытию псевдонимов; запрещаются еврейские газеты, закрываются еврейские театры, убит Михоэлс, разгромлен антифашистский комитет… Евреи мрачнеют, уходят в себя, чаще других умирают от инфарктов, чаще других сходят с ума. А злобная фантазия Виссарионыча не иссякает… Жизнь в железных стенах социализма становилась все более тревожной и душной.
* * *
В 1951 году окончил я школу, получил аттестат зрелости. На выпускном вечере подошла ко мне наша литераторша Спицына и сказала: "Будет преступление, если ты не пойдешь на филфак…" Вот пришел я на филологический факультет Ленинградского университета и протянул женщине в приемной комиссии необходимые бумаги и свой почти серебряный аттестат. Она глянула на меня, оттолкнула документы и сказала: "Мы таких не берем."
Вышел я на набережную. Теплый, солнечный день. В руках - документы, в душе - тоска. Стою, думаю, каких "ТАКИХ"?
Подошел парень в солдатской форме, без погон.
- Закурить не найдется? - Я достал сигареты, мы закурили. - Что документы не приняли? - Я кивнул.
- А что сказали?
- Мы таких не берем… Я думаю, это таких, кто еще нигде не печатался…
Он рассмеялся.
- Я - после армии. Все три года печатался в армейских газетах, а все равно - послали подальше, правда, вежливо: "Прием документов окончен". Хотя я-то знаю, не окончен. Кстати, можешь убедиться. Набери вот этот номер, вон телефон-автомат. У тебя двушка есть? Если спросят фамилию, скажи Егоров.
Я так и сказал и услышал: "Можете привозить документы". Подошел солдат.
- Ну, теперь понял, каких они не берут? Таких, как мы с тобой! - Он протянул руку, - Ефим Рубинсон. Ты сейчас куда?
- На тренировку. Я в школе Алексеева, бегаю. Мне к трем на стадион "Медик".
Мы пошли на Петроградскую. Сначала шли молча, потом он спросил:
- Слышал стихотворение?
Я спрошу у Маркса и Эйнштейна,
Кто великой мудростью сильны,
Может, им открыта эта тайна
Нашей перед вечностью вины!?
Мы - евреи, сколько в этом слове
Горечи и бесприютных лет…
- Слышал, - сказал я, - еще в школе, - а кто автор?
Маргарита Алигер, отрывок из поэмы "Твоя победа", впервые напечатана пять лет назад в журнале "Знамя". Эта часть поэмы называется "Мы - евреи", она была раскритикована и изъята… Но в списках, наверно, хранится во многих семьях.
Мы вышли на мост, вокруг - никого, но Ефим понизил голос:
- Эти стихи, найденные при обыске - основание для ареста… многих и посадили. …Саму Маргариту Иосифовну не тронули - лауреат, автор хрестоматийной "Зои", да и жена великого Фадеева, пусть бывшая, но у нее от него - дочка… Ефим немного помолчал, - а знаешь, теперь по рукам ходит ответ на эти стихи Алигер, говорят даже, самого Ильи Эренбурга. Несколько строф помню:
Нас сотни тысяч, жизни не жалея,
Прошли бои, достойные легенд,
Чтоб после слышать: "Это кто? Евреи?
Они в тылу сражались за Ташкент!"
Чтоб после мук и пыток Освенцима,
Кто смертью был случайно позабыт,
Кто потерял всех близких и любимых
Мог слышать вновь: "Вас мало били, жид!"
В поэме Алигер есть строчки:
Нас уже почти что нет на свете,
Нас уже ничто не оживит!
А вот ответ на них:
Народ бессмертен! Новых МаккавеевОн породит грядущему в пример…
И я горжусь, горжусь, а не жалею,
Что я еврей, товарищ Алигер!!
* * *
Шли годы. Я окончил институт, стал советским инженером, как мог работал. Однажды в газете прочел беседу с Ильей Эренбургом, в которой он категорически отвергал свое авторство "Ответа Маргарите Алигер". Отрицал убедительно, и я ему поверил. Впоследствии, уже во время перестройки, Ирина Эренбург, дочь писателя, подтвердила, что "Ответ" принадлежит не отцу, но что под многими его строчками, он мог бы подписаться. И стихи Алигер, и "Ответ" - далеко не шедевры мировой поэзии, но это тот случай, когда мысли и чувства автора попали в болевую точку читательской души, не нуждаясь в поэтических изысках.
* * *
В январе 1990 года я возвращался из Израиля в Ленинград. В самолете случайный попутчик три часа рассказывал мне о своих путешествиях по исторической родине и, между прочим, сказал, что в Тель- Авиве на встрече ветеранов Второй мировой войны выступал человек, который в 1947 году сочинил ответ на стихотворение Маргариты Алигер "Мы - евреи".
- Вы запомнили его фамилию? - спросил я.
- Имя Мендл, а фамилия какая-то необычная, я не запомнил.
* * *
Прошло еще лет пятнадцать. Однажды просматривая подшивку старых газет, я наткнулся на статью Евгении Колчинской "Как отозвалось слово" (Газета "Форвертс" №376, февраль 2003). Из нее я, наконец, узнал, кто ответил тогда Маргарите Алигер. Имя этого человека Михаил (по паспорту, Мендель) Рашкован. Участник Отечественной войны, фронтовик, трижды раненный, причем, первое тяжелое ранение - в июле 1941! Но провоевал до Победы. В 1946 после демобилизации поселился в Самарканде, учился, работал, писал стихи, но никогда их не печатал. Отрывок из поэмы Алигер "Мы - евреи" переписал у знакомых, не удержался и, как мог, ответил на ее риторические вопросы. А вскоре московский студент-филолог, гостивший в Самарканде, взялся передать его стихотворение, конечно как анонимное, лично Маргарите Иосифовне. Рашкован не знает, выполнил ли студент обещание, но вскоре его "Ответ", приписываемый Эренбургу, пошел гулять по стране. Подлинного автора "органы" одно время пытались найти. В Ташкенте к его бывшей однокурснице приходили два "литературоведа", спрашивали адрес "Менделя Рашкована"… Впрочем, времена менялись, проблема авторства стихов, видимо, потеряла актуальность, и поиски прекратили.
Автор статьи в "Форвертсе" Е. Колчинская беседовала с Менделем Рашкованом в Израиле, где, как она пишет, "… у него трое сыновей, восемь внуков и множество друзей".
Итак, Михаил Рашкован! Никто из многочисленных наших поэтов не решился тогда ответить на вопросы Алигер даже анонимно. Это сделал простой незнаменитый любитель, но его горячее, вдохновенное слово стало тогда для многих евреев словом участия и поддержки. Иногда одна песня, одно стихотворение, выразившие мысли и чувства людей, могут сделать автора знаменитым. Вот, например, майор Руже де Лилль, поэт-любитель сочинил в ночь с 25 на 26 апреля 1792 года одну песню, теперь она гимн Франции, "Марсельеза".
Пусть и имя Михаила Рашкована останется в благодарной памяти соплеменников. Не забудем и смелую честность поэмы Маргариты Алигер "Твоя победа". В этом году исполняется 60 лет ее первой публикации.
30 апреля 2006 г.