"Народ мой" №14 (378) 31.07.2006
Беженцы из Абхазии и Осетии мечтают о доме
ТБИЛИСИ, 5 апреля (JTA) - Марина Гасвиани мечтает сразу о двух домах. Один - это еврейская родина. В углу небольшой спальни, которую она делит со своей младшей сестрой, Марина украсила белую стену за своим столом с компьютером большим израильским флагом, картой и фотографиями из своей поездки в еврейское государство. В Израиле она побывала прошлым летом благодаря проекту "Право по рождению - Израиль". "Это мой маленький Израиль, - говорит она о своей "выставке" - Мне нравится воображать, что я там, это место мне по душе". Подобно многим молодым евреям бывшего Советского Союза, Марина думает о том, чтобы совершить алию - пойти по стопам своей старшей сестры Екатерины, которая эмигрировала в Израиль пять лет назад.
У Марины есть и второй дом, который занимает ее мысли: родной Сухуми, город на берегу Черного моря, столица Абхазии. Когда в начале 90-х в Абхазии поднялось сепаратистское движение и началась война, унесшая по меньшей мере 10 тысяч жизней, примерно полмиллиона грузин и людей других национальностей были вынуждены оставить в республике свои дома. Только в Сухуми от когда-то живой еврейской общины в три тысячи человек осталось всего 200, в основном, пожилых евреев.
Бывшая Советская Грузия получила и второй, хотя и не такой сокрушительный удар от сепаратистского этнического движения в Южной Осетии. Евреи были вынуждены бежать и с той территории. Надо понимать, что ни один еврей Абхазии или Южной Осетии, по всей видимости, не был изгнан из дома "как еврей". Говорят, что грузинские власти были всегда известны своим благожелательным отношением к евреям. Следы еврейского присутствия в древней Грузии насчитывают 2.600 лет.
Тем не менее, вот они здесь - еврейские беженцы. Весьма редкое явление в наши дни.
Хотя современное еврейское существование подвергается многим испытаниям - угрозы Израилю, всплеск антисемитизма по всей диаспоре, - евреи-беженцы остаются редкостью.
Для встающей на ноги Грузии с населением всего 5,6 миллиона колоссальные затраты на жилье и еду для полумиллиона беженцев, помноженные на гражданскую войну и экономический кризис, последовавший в середине 1990-х, стали настоящей катастрофой. Когда-то Грузия была одной из самых богатых советских республик, теперь она одна из самых бедных. Грузинское правительство предоставляет каждому беженцу бесплатное жилье плюс ежемесячное пособие в размере нескольких долларов.
Этого далеко недостаточно. Поэтому еврейским беженцам недостающее восполняет Джойнт. Ведущее благотворительное агентство в бывшем Советском Союзе помогает преимущественно пожилым. Но для беженцев такого деления не существует. "Мы помогаем им, как помогали бы любому другому еврею, испытывающему нужду", - говорит Сергей Власов, представитель Джойнта в Грузии и Армении.
Спустя более 10 лет, два внутренних грузинских конфликта не затухают, и нет надежды, что они будут разрешены в ближайшее время. А будущее двух общин еврейских беженцев остается туманным.
Тина Хахиашвили переехала в Цхинвали, столицу Южной Осетии, всего за пять лет до всех этих событий. Цхинвали - родной город ее мужа Роберта Шаптошвили, у его семьи глубокие еврейские корни в этом городе. Цхинвали, город с населением в 35 тысяч, был в то время домом для тысячи еврейских семей и успешных еврейских предприятий, большинство которых располагалось в центре города. С тех пор война привела к тому, что здесь осталось очень мало евреев и, опять же, в основном пожилых.
До войны Тина с ее мужем жили хорошо, - говорит она. Она преподавала немецкий, а муж владел двумя фабриками по пошиву одежды, одной - в Цхинвали, другой - в Гори, в 15 километрах к югу, на территории Грузии. У супругов был двухэтажный дом в центре города, две машины и сад. В 1990 году у них родилась дочь Белла. Но в октябре 1991 "все началось", - рассказала Тина. Супругов беспокоили грабежи пригородных домов. Имея на руках годовалую дочь, они стали одной из первых бежавших семей. В конечном итоге они осели в Гори, но уровень их жизни резко упал. Упадок экономики и отсутствие рабочей силы не позволили Роберту восстановить свое предприятие. Тина не нашла преподавательской работы, время от времени ей удавалось зарабатывать уборкой офисов.
Так что после вполне обеспеченной жизни в Цхинвали они теперь получают по 14 лари (7,8 доллара) в месяц на каждого члена семьи - таков размер государственного пособия - плюс помощь местного Джойнта в виде еды и других необходимых вещей.
"Можете себе представить, как это вырвать с корнем всю свою жизнь, весь свой дом, поехать куда-то и там начать все сначала? - говорит Тина. - И когда ты оглядываешься назад, то вспоминаешь, что у тебя были дом, работа, машина. Это невозможно даже вообразить".
После того, что ее семья пережила в Цхинвали, она не хочет возвращаться обратно. "Сейчас в нашем доме живет осетинская семья, так что все равно нам его себе не вернуть, - говорит Тина. - Кроме того, по моему дому и саду ходили чужые люди, и там я больше не буду чувствовать себя комфортно. Я хочу построить свою жизнь заново".
Нора Калачава называет себя "сухумской девочкой", она скучает по своему приморскому городу, по субтропической природе и плодородной земле, на которой растут апельсины, лимоны, гранаты, чай и табак. Она давно развелась с мужем-грузином, и когда в 1992 году началась война, жила в Сухуми с 5-летней дочкой Жанной и со своей 67-летней мамой Лидой. Нора, дочь глухонемого отца, работала сурдопереводчиком с грузинского. И пока город был условно разделен на грузинскую и абхазскую части, семья Норы жила в смешанном этническом районе, в пятиэтажном доме вместе в грузинами, абхазами, русскими, греками, украинцами и казахами.
Война, сказала она, дала волю "неподдающимся описанию насилию и пыткам". Однако с двумя иждивенцами на руках, не имея места, куда бы можно было поехать, Нора решила никуда не трогаться. Через год такой жизни ее одолела одна страшная мысль. "Я ждала смерти, целыми днями мне казалось, что абхазы преследуют меня со словами 'Мы убьем тебя', - рассказывает она. - В то же время я жила в голоде и холоде". В один прекрасный день, продолжает она, сосед-абхаз, который домогался ее, позвал каких-то "бандитов", чтобы выбросить ее вон. Соседи знали, что она еврейка, а не грузинка, но выгнали ее не за это.
После приезда в Тбилиси, - говорит Нора, - она не могла избавиться ни от навязчивой идеи, ни от холода и голода. Тогда она обратилась в тбилисский институт психиатрии и прожила там вместе с Жанной более двух лет. Сегодня лучше, говорит Нора. Она и Жанна, которой уже 18, снова живут с ее 80-летней мамой и другими беженскими семьями в помещении бывшего санатория, на восточной окраине столицы, с видом на небольшое Тбилисское море. Это мрачное место, несмотря на какофонию из звуков музыки, кухни и веселых криков детей, гоняющих в футбол во дворе адаптационного восстановительного центра.
Лифты не работают. Круглый бетонный лестничный колодец очень опасен: он не освещается и многие ступеньки сломаны. В некоторых квартирах дверью служит одеяло. А коридоры освещаются одинокими голыми лампочками или вообще никак. Поскольку их семья состоит из трех человек, они занимают две небольшие смежные комнатки с примыкающей крошечной кухонькой. Одна комнатка совсем ветхая, с вытертыми деревянными полами и стенами в водяных разводах. Провода торчат из наружной электророзетки. Единственная личная вещь здесь - большие восьмигранные часы на стене с китчевым изображением водопада. Однако вторая комнатка на удивление веселая и в хорошем состоянии. Хэсэд обставил ее новой мебелью - платяной шкаф, две кровати, еще кое-что, - побелил потолок, поклеил на стены светло-кофейные обои с цветочным рисунком. Нора говорит, что старалась, насколько возможно, держать ремонт в секрете, чтобы избежать зависти соседей. В этот день она тоже просит своих гостей оставаться незаметными. "Все живущие здесь хотят помощи, - говорит она. - Мы держим в секрете и то, что мы евреи, и что получаем помощь от Хэсэда. Мы просто хотим жить спокойно". Месячная пенсия ее матери эквивалентна 15 долларам. А Норе, которая, по ее словам, не смогла найти работу переводчицы, осталось три года до пенсионного возраста.
Помощь от Хэсэда приходит, в основном, в виде горячих обедов на дом - жареное мясо, рыба, суп, салаты и фрукты - и ежемесячных продуктовых наборов, включающих сливочное и постное масло, муку, соль, молоко, сахар, чай, мыло и зубную пасту. Хэсэд для нас огромное подспорье, говорит она. Жизнь без поддержки "была очень трудной. Очень! Но что мы можем сделать? Как еще нам жить?"
Жанна зажила в Тбилиси новой жизнью. И Нора не теряет присутствия духа. "Я с огромной радостью вернулась бы назад, - говорит она с улыбкой. - Но я верю в Б-га, и не верю, что вернусь".
Семья Гасвиани тоже мечтает о возвращении. В Сухуми межэтнические отношения были сравнительно гармоничными. Подтверждение тому - смешанный брак: ее отец - грузин, мать - еврейка. Гасвиани жили в центре города, в окружении грузин. Так что когда началась война, - говорит Зорбег Гасвиани, - было нетрудно узнать, где живут грузины. "Мы не могли остаться, поскольку у меня грузинская фамилия, а это было очень опасно, - говорит Зорбег. - Мы всегда жили с абхазами дружно. Но в те последние годы наша фамилия разделила нас".
Когда волнения переросли в войну, стало опасно даже выходить на улицу. В марте 1992 года Зорбег узнал о смерти своего младшего брата Вахтанга. Какие-то абхазы подожгли чей-то дом, - говорит Зорбег. - А когда Вахтанг услышал, что из дома доносится детский плач, он побежал на помощь. На него обрушился потолок". Семья Зорбега пряталась в подвале дома вместе с другими семьями, жившими там. Хотя ситуация неуклонно ухудшалась, Зорбег решился на бегство буквально в долю секунды. "На улицах шли бои, говорили, что они убивают людей в подвалах, - сказал он. - Свистели пули и мы услышали приближение абхазов".
27 октября 1993 года во время ожесточенных боев дом Гасвиани загорелся. Зорбег схватил на руки свою младшую дочь Кристину, тогда четырехлетнюю, и с Нелли, 12-летней Мариной и старшей 13-летней Екатериной семья бежала из дома, ничего не прихватив с собой. Они впятером подались в горы, шли пешком из деревни в деревню целую неделю.
Двенадцать лет спустя семья живет вместе с другими беженцами в отдаленном холмистом пригороде столицы, в обшарпанном бывшем общежитии Тбилисского государственного университета. Гасвиани влились в местную еврейскую общину: Марина - координатор программ тбилисского Гилеля, младшая сестра Кристина, ей сейчас 16, учится в еврейской школе, а Нелли на общественных началах работает в ортодоксальной школе для мальчиков, чаще на кухне. Зорбег не смог найти работу. Так что семья страдает от экономических и психологических последствий переселения. Они существуют за счет ежемесячного государственного пособия - 6 долларов на человека плюс еда и помощь Джойнта. Марина и ее отец говорят, что тоже вернутся в Сухуми, если смогут. Они узнали, что половина здания, в котором была их квартира, обрушилась во время пожара. Позже она была восстановлена, но говорят, что сейчас в их квартире живет абхазская семья.
Кроме того, абхазско-грузинская граница остается закрытой. Но они не теряют надежды. "В Сухуми у нас было все. Сейчас нам пришлось строить свою жизнь с нуля, - говорит Зорбег. - Те беженцы, у которых нет своего дома, мечтают о возвращении". Марина добавляет просто: "Наше место в Абхазии. Это наш дом".
Майкл Джордан
Сайт создан в системе uCoz