Дело не обещает больших дивидендов
Фамилия художницы Дины Бабитт знакома всем любителя голливудских мультфильмов. Во всяком случае, тем, кто читает титры. Он была творцом зайца Багс-Бани, поросенка Порки-Пиг, Шакала и Род-раннера, Бадди, Боско, черного утенка Даффи-Дока и вообще почти всего, что за десятилетия создано на студии Братьев Вернер. Однако, сейчас ее имя связано с затянувшейся тяжбой с Музеем концлагерей Освенцима и Биркенау.
Все началось более 60 лет назад, когда Дина еще носила фамилию Готлибова и, как большинство чешских евреев, попала в концлагерь. Дина вместе с матерью оказалась в лагере смерти Освенцим. С раннего детства девочка рисовала и лепила. И здесь в лагере она тоже разрисовала стенку барака. Неожиданно ее рисунки пришлись по душе доктору Йозефу Менгеле, одному из самых зловещих нацистских преступников, заслужившему худую славу в лагере экспериментами над людьми. Менгеле вспомнил о талантливой девочке, когда захотел запечатлеть нескольких цыганок, заключенных в Биркенау-2, так называемом Цыганском семейном лагере. Он велел найти девочку и предложил ей рисовать для него акварели. За это он обещал спасти ее от отправки, что тогда подразумевало смерть. Дина вспоминает, что ее вызвали, и Менгеле предложил ей повышенный паек и хорошие условия. Девочка не растерялась и попросила, чтоб ее маму тоже оставили с ней.
"В комнате с Менгеле было много наших врачей-евреев, которые помогали ему во всем. Один из них сделал строгое лицо и начал говорить, что нельзя нахальничать, однако Менгеле вмешался и спросил лагерный номер мамы, -- рассказала Дина Бабитт, - Я растерялась и забыла номер. Однако Менгеле все равно послал ее разыскать. Там мы с мамой уцелели".
Дина Бабитт была любимицей Менгеле. Он достал ей акварельные краски, специально заботился о повышенном пайке, приходил смотреть, как она рисовала. "Доктор Менгеле хотел запечатлеть портреты цыган (или сегодня их называют рома), полагая, что это будет ценно для истории, когда этот народ уничтожат. Позже он посылал меня в бараки, чтоб я выбрала себе объекты для рисования сама". Первой была молодая цыганка по имени Селина. "Когда делаешь портрет, - говорила Дина Бабитт, - вглядываешься в человека, и заглядываешь внутрь его. Мы подружились". Второй была молодая женщина-цыганка, только что потерявшая ребенка. Новорожденный умер из-за того, что матери из-за недостаточного питания нечем было его кормить. Дина носила цыганке белый хлеб и остальные деликатесы, которые получала сверх пайка милостью Менгеле.
Девять акварельных портретов работы Дины Бабитт находятся в настоящее время в музее Освенцима и Биркенау. О судьбе других работ художница не знает ничего. "Однажды доктор Менгеле сказал мне подписать картины, - вспоминает Дина Бабитт. - Я растерялась и спросила, подписать именем или номером. Он сказал, что именем".
Портреты Дина увидела, когда впервые посетила Освенцим в 70-е годы. "Я вспомнила все и даже то, как двигалась моя рука, когда я рисовала". Дина Бабитт обратилась к администрации с просьбой вернуть ей портреты, но музей заявил, что это "неотъемлемая часть музейной экспозиции".
"Картины - неотъемлемая часть моей жизни, - говорит художница, - Я их создала, там часть моей души, и оригиналы должны мне вернуть" Борьба за полотна продолжается почти 30 лет. Дина Бабитт добилась даже специальной резолюции Американского конгресса. Ведущие художники-мультипликаторы Америки послали коллективные письма в поддержку требований Дины Бабитт.
Со своей стороны музей Освенцима и Биркенау твердо стоит на своем. Его позиция изложена на интернет-сайте музея "Свидетельства о смерти, карточки заключенных и т.п., произведенные в большом количестве нацистской лагерной бюрократией, а также произведения искусства, созданные в лагере, как по указанию СС, так и нелегально, являются уникальными документами и частью свидетельства, имеющие наибольше значение, смысл и влияние в месте их возникновения". Дальше еще об увековечивании памяти жертв и о том, что потеря каждой частички этого трагического мирового наследия будет ужасающей потерей для всех людей, которые приходят сюда почтить память жертв и проводить научные исследования.
Я далек от того, чтоб давать оценки. Случай сложный, и здесь нет хороших и плохих, наших и не наших. Да и по сегодняшним временам, будь Дина Бабитт вместо Освенцима в какой-нибудь крупной компании, то там бы точно взяли подписку о том, что "все произведенное и сделанное в компании является движимой, недвижимой и интеллектуальной собственностью компании". Вот только смущает, что жертва, она в глазах многих, особенно профессионалов, занимающихся Холокостом, а еще политиков и общественников, должна оставаться жертвой. Как будто не имеет она право на собственные чувства, на собственную жизнь, а лишь экспонат для увековечиванию. Может быть поэтому, люди, пережившие Холокост, хранили молчание и категорически отказывались делиться своими воспоминаниями, что боялись стать жертвой, боялись... Ведь общество считало, что жертвы должны были погибнуть. Сейчас остается все меньше и меньше тех, кто помнит, кто пережил Холокост. Самым молодым из них -- за семьдесят. Они экстренно нуждаются в помощи. Многие живут ниже уровня бедности. Многим нужно дорогостоящее лечение. Однако их нужды мало интересуют профессионалов от Холокоста. Там больше озабочены борьбой за их наследство, за перераспределение денег. Нью-йоркские адвокатские конторы рыщут по миру в поисках дел о наследстве и компенсации жертвам Холокоста. Жертвам достаются жалкие крохи, а основной навар идет даже не еврейским организациям, а юристам. Только недавно в Америке тихо умер громкий скандал вокруг многомиллионных счетов крупного адвоката, обещавшего провести дело о компенсациях бесплатно. Однако он не обещал, что выполнит свое обещание, и позаботился, чтоб закон оказался на его стороне. Израильское правительство борется с еврейскими организациями за деньги "Клеймс-конференс", в том числе за миллиарды, полученные от швейцарских банков как компенсацию за присвоенные счета погибших в Холокосте. В то же время израильские банки еще не собираются даже рассмотреть заявки тех, кто претендует на наследство жертв Холокоста, со счетов, сделанных в Израиле. Так что тут не до робкого голоса 83-летней Дины Бабитт, чье дело даже не обещает больших дивидендов.
Специально для газеты "Ами"