Зимний велодром смерти
Семь бронзовых фигур - три женщины, четверо детей - сидят и лежат на вогнутой поверхности, словно на осколке разбитой чаши. В их лицах и позах - отчаянье и безнадежность. Так выглядит мемориал жертвам "Вель д'ива" (Vel d'Hiv по-фр. "Зимний велодром") - творение Вальтера Шпитцера, чудом уцелевшего во время антисемитской облавы, предпринятой правительством Виши 16 и 17 июля 1942 года - ровно 65 лет тому назад. В дни операции, которой нацисты дали циничное название "Весенний ветер", 5000 полицейских согнали 13 152 еврея (из них 4050 детей и 5802 женщины) на парижский "Зимний велодром", чтобы отправить людей в лагеря смерти. Позднее, в 1959 году, этот велодром был разрушен. А с 1994 года, по указу президента Миттерана, воскресенье, следующее за 17 июля, во Франции отмечают как "День скорби и поминовения" жертв "Вель д'ива". В этом году в воскресенье 22 июля в 15 округе Парижа сотни человек собрались в Сквере Еврейских мучеников на берегу Сены, чтобы отметить 65-летие трагедии - как раз напротив места, где когда-то находился "Зимний велодром". Прибыли французский премьер-министр Франсуа Фийон и мэр Парижа Деланоэ, а также Симона Вейль, член Совета Европы и глава международной Ассоциации "Память о катастрофе", у которой на руке все еще видна концлагерная татуировка.
В этом году 22 июня в память о тех страшных событиях прошел марафонский забег подростков, стартовавший в квартале Марэ. Ведь именно с этого квартала и началась тогда вишистская облава, жертвами которой стали в первую очередь иммигранты из России, Польши, Румынии, Украины. Большинство из них еще в начале века бежали во Францию, спасаясь от погромов. "Мы провели в этом месте пять дней. Это был ад", - рассказал приглашенный на митинг скульптор Вальтер Шпитцер. "Детей отрывали от матерей. Не было еды, на всех был лишь один водопроводный кран и четыре отхожих места…".
Тогда Вальтера вместе с десятком малышей чудом спасла русская монахиня в миру - Мать Мария (Елизавета Юрьевна Караваева-Скобцева). О Матери Марии, художнице и поэтессе Серебряного века, пишут монографии и романы. Ей, 17-летней гимназистке, посвящал стихи Александр Блок:
…Вы такая живая, такая красивая,
Но такая измученная /…/
Говорите все о печальном,
И презираете свою красоту…
В эмиграции, в Париже, в "безумные годы" между двумя войнами Мать Мария входила в круг монпарнасской интернациональной богемы. Она являлась в "Ротонду" в своем черном клобучке, сиживала там за столиком вместе с поэтами и художниками. Дружила она и с Николаем Бердяевым: "Мать Мария", писал о ней Н. Бердяев, "была одна из самых замечательных и разнообразно одаренных русских женщин нашей эпохи. Она была новой душой, по-новому взволнованной. Она соединяла в себе поэта, революционера и монахиню нового типа". Мать Мария организовала скит (ул. Лурмель, д. № 77). Там находили приют голодные, бездомные, больные; их выхаживали, кормили, лечили. А в дни оккупации в скиту на Лурмель укрывались борцы Сопротивления - французы, русские, евреи. В их числе был поэт Николай Оцуп (1894-1958), вместе с Н.Гумилевым и М.Лозинским основавший в 1920 году "Новый цех поэтов". В Париже Оцуп издавал литературный журнал "Числа", вокруг которого группировались поэты "Парижской ноты". Николай Оцуп, еврей, стал в годы оккупации христианином - не из страха перед гитлеровцами, а из восхищения перед Матерью Марией и ее мученическим подвигом, достойным первых христиан. Скит находился в двух шагах от "Зимнего велодрома". В окаянные дни июля 42-го, одетая в черный апостольник, монахиня спокойно подошла к запертым воротам. "Я пришла молиться за тех, кто находится здесь", бесстрашно сообщила она охранникам "Вель д'ива". "Там и так есть кому молиться", возразили ей. "Ни единая молитва лишней не бывает", ответствовала монахиня. На протяжении пяти дней Мать Мария пыталась спасти детей, пряча их в помойных баках, которые вывозились с "Вель д'ива"! Затем она укрывала их у себя в ските.
Мать Мария не боялась ни страданий, ни смерти. В 1943 г. она была схвачена и депортирована в женский лагерь смерти Равенсбрюк. По одной из версий, там она буквально сложила голову за ближнего своего: попыталась пойти в газовую камеру вместо девушки-еврейки. За это, по некоторым свидетельствам, ей отрубили голову топором. Случилось это 31 марта 1945 года, почти в конце войны.
Booknik.ru