В осаде
Внучок Лешенька голову свесил с кровати, кровать еще довоенная, крепкая, двух-ярусная. Хорошая кровать. Не скатился бы на пол. Женя встала, высунула голову осторожно из-под верхнего яруса, поглядела на внука.
- Баба Женя, я кто - русский или еврей?
Ну вот, опять эта пластинка заезженная. Надоевшая до звона в ушах. Еврей-сельдерей, хрусткий-русский. Женя сунула ноги в чуни, прошла к "буржуйке", кочергой взбодрила угли. Голос внука еле доходит, голова как в вату одета, мозги в облаке. А угли разгорелись огненными шариками, сразу и вспомнилось: шла от магазина на прошлой неделе, карточки хлебные отоварила. И тут в небе расцвела смертельная виноградная гроздь. Женя не стала дожидаться, пока горящие виноградины оформятся в пыльный гриб, рухнула на землю и заползла в рытвину от снаряда, еще с прошлой войны рытвина осталась. Так и лежала - лицом вниз, сцепленные замком кисти рук прикрывают затылок, как учил майор Голиков, замзава военной кафедрой по гражданской обороне. Пятьдесят лет назад учил еще в Питере, а ведь помнится. Здесь баба Женя на лекции по ГРОБ не ходила - они материал на иврите дают, а на языки у нее голова тугая. Потом обошлось - локальный взрыв малой мощности. Над Лакишем прогремело, оставили бедный город без жителей. А половина покойников - арабы. Вот так всегда они - вдарят, и как раз по своим. Женя из ямы встала, посмотрела - волосы спалило на затылке, руки, что голову закрывали, тоже обгорели, и все незакрытые участки кожи покраснели и сморщились, а под одеждой ничего. Пришла домой, Лена, невесткина мать, говорит: возьми старую майку, помочись, уриной протри и все пройдет. Хорошо, соседка отговорила: теперь урина не целебная, в мочу наши яды сливаются и вещества радиоактивные. Ну, доктор в поликлинике забинтовал пальцы как надо - каждый отдельно, можно ложку держать. А голову в белый шар запеленал, иллюминаторы оставил для глаз и щель для говорения и пищи. Внучок Лешенька пугался вначале, а потом привык.
- Бабушка, бабушка, бабушка!!! Опять в себя ушла! Я тебе кричу, кричу, а ты не слышишь!!! Я кто - еврей или русский?
- Это, Лешенька, как посмотреть. По отцовой линии - еврей, а по маме - русский.
- Сонька сказала, я лишний человек. У русских я еврей, у них по отцу считается. А у евреев я гой, раз мать - русская.
- Лишних людей не бывает, Леша, - это Лена, вторая бабушка, назидательным тоном.
- А Сонькин дед говорит - все лишние, столько народу поубивало, и ничего. Значит, они Б-гу не нужны.
- Если все лишние, какая разница - русский, еврей? Что ты мне голову морочишь, честное слово...
Когда Лакиш грохнуло, они с Леной телевизор включили, он тогда еще работал. Премьер-министр сказал: ядерные взрывы малой мощности - продолжение террора неконвенциональными средствами. А террор - оружие слабых. Израиль - сильное государство, поэтому мы на провокации не поддаемся, и на террор не отвечаем. Лена матом заругалась, и телевизор они на другую программу переключили. Там раввин выступал. Сказал: земля корчится в родовых муках, рожая Мессию, и от ее корчей сотрясение мозгов и войны Гога с Магогом. Сам говорит, а сам жирный, толстенькие ножки в черных брюках расставил, живот висит до земли. Лена заявила: это свинья в ермолке, духовный человек грузным не бывает. Духовный человек жив духом, а не брюхом. Лене все бы поучать. Вот кто у нас лишний человек - бывшая училка русского и литературы. Женя по привычке за раввина обиделась, хотела Лену антисемиткой обозвать, но передумала - и, правда, свинья в ермолке.
- Бабушка Женя, я спать не могу, - опять Леша, - расскажи мне сказку.
Как телевизора не стало, все сказки да сказки, а раньше мультяшки смотрел перед сном. Все легче было. Говорят, интернет скоро будет, когда немцы связь восстановят. Лена ворчит: вам все бы на чужом горбу. Немцев эксплуатируете, а чем они виноваты? Это же не они, а их прадеды. Сколько можно вину расковыривать? И тут она права, училка бывшая.
- Ладно, будет сказка, - голос из-под бинтов выходит трубный, глухой, протяжный, как шофар в Судный день, - слушай, внучек.
В прошлом году, когда случилась конвенциональная война, в спальню снаряд залетел. Прошил ее насквозь, и в общем коридорчике упал. Тихо так лежит, не взрывается. И не взорвался. Марик, сыночек, тоже еще дома был, и невестка с нами жила, так они корпус от ракеты свинтили, в песок вкопали, дверцу прорезали и желоб приделали, и лесенку - получилась горка, и домик для детей, как настоящие. И комната осталась, как была, только книжную полку разворотило, а книжки продрало в клочья. Внучок Лешенька стал склеивать - две книжки в одну слепил. Страница русская, страница еврейская. Она ему: ты это зачем? А он - так, бабушка, смешнее. Прикольнее.
- Ну, ладно, я тебе прикольную сказку расскажу. Значит, жил-был на свете царь-фараон. А у царя три сына, старший клевый был детина, средний сын и так, и сяк, младший вовсе был ништяк. И решил царь-фараон их женить. Велел он сыновьям стать на крыльце и пулять с плеча ракетами "Стрела", знаешь, зенитные орудия, легкие, ими с плеча стреляют. Первая "Стрела" упала в доме царского министра, женился первый сын на министерской дочери, той, что жива осталась. Вторая "Стрела" попала на двор купца Калашникова, который автоматическое ружье изобрел. Женился средний сын на калашниковой дочери. А третья "Стрела" летела, как баллистическая ракета - над морями, над лесами, над пшеничными полями. И пошел третий сын, Иван-царевич, ее искать.
И нашел на болоте, и сидит над нею жаба огромных размеров, таких огромных, каких в мире не бывает. И подумал Иван-царевич - не иначе, это от радиации. И хотел он свою "Стрелу" взять, а жаба ему и говорит:
- Йоханан, царский ты сын, возьми меня во дворец, и я поведаю тебе мою горестную историю!
- Еханан, что за имя такое! - это бабушка Лена с кушетки голос подала, - прямо трехэтажный мат!
Да ну ее. Давай дальше сказку. Значит, взял Йоханан эту жабу на руки, а она тяжелая, как бомба.
И понес он ее, и нес, а она ему рассказывает:
- Когда-то была я не жабой, а человеком. И не просто человеком, а праведницей Двойрой, женой меламеда из местечка Красник. И была я так праведна, так непорочна, и все заповеди соблюдала так скрупулезно, что евреи посылали детей к меламеду ради меня, чтобы учились на моем примере. И вот решил Сатана испытать мою праведность. Стал он прилетать по ночам в дом и холодить воду в кадушке своим ледяным дыханием, так что к утру вода покрывалась морозной коркой. И не стало у меня сил омывать руки по утрам. А как только перестала я омывать руки, так нечистота поселилась в них. Нечистыми руками я готовила пищу, и вот уже принялась мешать мясное с молочным, и вскоре совершила все мыслимые и немыслимые преступления, которые перечислены в Торе. За то осудил меня Небесный суд: не примет меня земля, и не примет небо, а за то, что первый мой грех был от скверны телесной, превращусь я в самую скверную из всех тварей. Но не наступит на меня нога человеческая во веки веков, ибо буду я ростом выше всех людей! И оттого не умру никогда. И спадет это проклятие лишь в тот миг, когда царский сын согласится взять меня в жены и поцелует в зеленые губы.
И вот женился Йоханан-царевич на жабе, и обернулась она прекрасной женщиной, какой в целом свете не было. И стали они жить-поживать, и добра наживать.
Случилась в ту пору война, и ушел царевич на войну. А у Елены Прекрасной - так бывшую жабу назвали - живот стало пучить. И рос живот не по дням, а по часам. И вот вернулся Йоханан-царевич с войны, а у царевны Елены-то живот. А среди царских министров был один выкрест и ненавистник евреев. И сказал он царевичу Йоханану:
- В животе у твоей жены - жаба.
- Это ее жид оговорил, я читала! - опять Лена с кушетки голос подала, - это я у Пушкина читала.
- И не жид, а выкрест, я читала побольше твоего! - огрызнулась Женя и продолжила сказку. Все с Пушкиным лезут, пушкины-хлопушкины, ракетчики-самолетчики, стрелки-пулеметчики!
Рассердился Йоханан-царевич, велел брюхо неверной жене вспороть. Позвали священников, велели набрать земли с Храмовой горы, смешать с пергаментным свитком, истолченным в порошок, и водой развести. Выпила Елена ту горькую воду, вспучился у нее живот и лопнул, а там младенец золотой с ногами серебряными. Рассердился тут Йоханан на выкреста, велел и ему брюхо вспороть. Как открыли брюхо, выпрыгнули оттуда лягушки, и распрыгались по всему царству.
Вот царь-фараон стал кушать утром бланманже - а в тарелке - лягушки! На столе - лягушки! На полу - лягушки! На кровати - лягушки! Смотрит на царского халдея - а у того на носу лягушка и на макушке - лягушка! Царь-фаоаон тут испугался и говорит - кто же это нам такое зло учинил? Халдей говорит: известно кто, евреи. Кто ж еще.
Тут как раз Моисей и Агарон явились на утренний прием и просят: отпусти народ мой. Фараон и отпустил. Вместе с лягушками. А чтобы был им хороший путь, велел сделать золотые слитки в виде лягушек и на воз положить. И было: которые нечистые на руку люди тех золотых лягушек хватали, сразу умирали ужасной смертью.
- Алексей, не слушая ты ее, дуру старую! - Лена с места соскочила, - что ты внуку рассказываешь? Лешенька, мальчик, не слушай! Вот давай-ка лучше я тебе стихи почитаю.
Те стихи написала давным-давно одна женщина. Она была молодая и красивая, и жила в том городе, откуда мы с бабой Женей. И враги схватили ее и посадили в тюрьму.
- За что? - осведомился Леша.
-Да ни за что, просто так. Тогда время было строгое - хватали и сажали. А женщина - как звали, не скажу, ты не запомнишь все равно, - она беременна была первым ребенком. И ее били в тюрьме по животу, пока она не выкинула. И после того рожать уже не могла, а из тюрьмы вышла.
И вот настали дурные дни - напали на город враги, и взяли его в кольцо. И не стало в городе хлеба, воды и дров для печей. И руки матерей милосердных варили детей своих, стали они им в пищу. И юноши изнемогали на улицах, и старцев вели в оковах, и съели жители всех собак и кошек.
-Ничего себе, хорошая история, - хмыкнула Женя, - уж лучше про лягушек!
- Не слушай ее, Леша, Та женщина, что выкинула ребенка, стала матерью осажденного города. Усыновила всех, кто еще жив остался. И читала им стихи по радио. Вот какие:
Двойною жизнью мы сейчас живем:
в грязи, во мраке, в голоде, в печали,
мы дышим завтрашним -
свободным, щедрым днем.
Мы этот день уже завоевали.
Так послушай же, внучек. Никто тебе этого не расскажет, только бабушка Лена. Разве здесь говорится об осажденном городе? И о завтрашнем дне? Этот град осажденный - земная юдоль, наш мир, отгороженный от реальности Б-га невидимой стеной. А тот "завтрашний день" - это мир Грядущий, царство Б-жие на земле.
Ведь женщина, пока у нее живая матка, глядит внутрь себя. А как состарится, вот как я или бабушка Женя, так приходит к ней истинная мудрость. А Мать Города была молодая, но рожать уже не могла. Оттого и смотрела в Грядущий мир. И знала: жить надо двойной жизною. Вроде ты и здесь, а душой уже там. Без этого не бывает духовного продвижения.
- Книжек популярных начиталась по каббале, - заворчала Женя, - голову мутишь ребенку. Лучше встань, проверь, дали ли воду.
- Если дадут, мы сразу услышим, - отвечала Лена, - я кран на кухне не закрыла специально.
Тут отворилась дверь, и вошла из общего коридорчика соседская девочка Соня. Ее бледное лицо в свете газовой лампы отливало тусклой зеленью.
- Баба Лена, баба Женя, идите в супермаркет, - позвала Соня, - хлеб и сахар завезли. И воду дают.
Не успела сказать - кран на кухне подпрыгнул, хмыкнул скептически, точно не поверил всему сказанному в тот день, прокашлялся и выплюнул струю коричневой жижи, тошно воняющей болотной топью. Лена тут же подскочила с ведром, а Женя сменила чуни на сапоги, достала портмоне с хлебными карточками. Подумала, вытащила санки из чулана на всякий случай, и поволоклась к супермаркету. Мимо поваленных заборов, крошащихся камней городских ворот и засохших живых изгородей, мимо рытвин и ухабов, туда, где смутно сияли огни, напоминающие о завтрашнем дне.
2006
Рис. Вадима Бродского