"Народ мой" №18 (406) 30.09.2007
Еврейский интеллектуал и культура большинства
1.
Cлово "интеллектуал" вошло в употребление всего около ста лет назад в связи с делом Дрейфуса, через несколько десятилетий после появления русского слова "интеллигент". Я сознательно не касаюсь важнейшего вопроса о различиях между двумя понятиями и взаимопроникновении двух культурных явлений, ими описываемых, поскольку речь пойдет скорее не об интеллектуальной истории, а о попытке в конечном итоге выдвинуть некоторое нормативное представление о фигуре еврейского интеллектуала, фигуре, которой в каком-то смысле еще нет.
Cоциологи, по большей части, рассматривают интеллектуала через призму его социальной функции. Такие "функциональные" определения интеллектуалов, как правило, не затрагивают вопроса об их особой культурной диспозиции или умонастроении. Фигура интеллектуала как функции в системе, как правило, сводится к роли "культурного специалиста", к тому, что Мендес-Флор называет "жреческой" моделью интеллектуала, обеспечивающего и контролирующего контакт с культурным достоянием.
Альтернативная модель, которую Мендес-Флор предлагает метафорически назвать "пророческой", возникает из анализа особой позиции интеллектуала по отношению к существующему общественному порядку и господствующим культурным практикам. Р.Мертон, в частности, утверждает, что одной из сущностных характеристик интеллектуала является хоть в какой-то степени творческая ревизия общего культурного наследия, из чего, например, следует, что учитель, пересказывающий учебник, интеллектуалом в этом смысле не является. Исходя из "пророческой" модели, интеллектуал определяется, прежде всего, особой ориентацией, склонностями и устремлениями, основные из которых - это:
- забота об абсолютном, о том, что лежит за пределами непосредственного конкретного опыта, рассматриваемом в религиозных или секулярных терминах;
- склонность рассматривать политические и социальные вопросы как моральные;
- стремление к изменению сущего в пользу должного.
Получается, что почти всегда одним из необходимых условий возникновения позиции интеллектуала является ценностно-нормативный диссонанс между ним и существующим порядком вещей. Такой диссонанс, в свою очередь, невозможен без определенного отчуждения, позволяющего взглянуть на вещи одновременно "изнутри" и как бы "со стороны".
Итак, интеллектуал определяется двумя необходимыми условиями: полноценной включенностью в культурную систему, с одной стороны, и определенным ценностно-нормативным отчуждением от нее, с другой. По определению Мендес-Флора "интеллектуал - это тот, кто с некоторым постоянством артикулирует на языке высокой культуры и интеллектуальных традиций своего общества ценностно-нормативное инакомыслие".
2.
Упомянутый выше Поль Мендес-Флор начинает свою статью об исследовании еврейского интеллектуала, написанную в основном на немецком материале, с довольно расхожего вопроса о том, чем можно объяснить непропорционально большое количество евреев среди современных западных интеллектуалов, отличающихся критическими культурными установками и неортодоксальностью мышления. Нет ничего проще, чем начать перечислять примеры: Маркс, Фрейд, Кафка, Шенберг, Беньямин, Адорно, Витгенштейн, Люксембург, Арендт, Целан…
Среди прочего, Мендес-Флор утверждает, что благодаря своему особому положению в европейской культуре, аккультурированные евреи новейшего времени являют собой архетип того самого "внутреннего чужого", "постороннего изнутри", который определяет, как мы могли убедиться, выделенную позицию современного интеллектуала. С одной стороны, они стали "своими" в культуре большинства, "большими немцами, чем сами немцы", но с другой стороны, объективные обстоятельства, прежде всего социальное отторжение, не позволили им окончательно забыть о своей инаковости, не дали аккультурации окончательно стать ассимиляцией, и, что самое главное, позволили сохранить некоторую остраненность взгляда на культуру и общество.
3.
Модель описания европейски аккультурированного еврейского интеллектуала, предложенная Мендес-Флором, при всей ее эвристической ценности, обладает определенными ограничениями. Во-первых, она предполагает большую степень однородности господствующей культуры, общей для всех "своих", и не предусматривает возможность сосуществования нескольких альтернативных, конкурирующих и взаимодействующих культурных миров внутри одного сообщества, что способствует возникновению "внутренне-инаковых" диспозиций, "посторонних-изнутри" точек зрения. То есть, не только социальное отторжение, но и определенный тип многокультурности может создать условия для позиции интеллектуала.
Во-вторых, не случайно, что все примеры интеллектуалов, приводимые Мендес-Флором, относятся к категории "не-еврейских евреев", степень аккультурации которых в европейскую культуру обратно пропорциональна их принадлежности к еврейскому "когнитивному универсуму", степени их владения еврейскими языками, текстами и практиками. Неизбежна ли эта обратная пропорциональность? Возможен ли иной тип еврейского интеллектуала, черпающего истоки своей инаковости не в социальном отторжении, а в альтернативном культурном мире, с его иными когнитивными и ценностно-нормативными установками? Чему мы можем научиться не только на примере Маркса и Кафки, но и на примере, скажем, Бубера или Левинаса?
4.
Я пытаюсь представить себе несколько иную фигуру, не "российского интеллектуала еврейского происхождения", а "российского еврейского интеллектуала", российского "еврейского еврея", интеллектуала, который с одной стороны интегрирован в культуру большинства и озабочен ее судьбой, а с другой стороны, черпает истоки своего инакомыслия в контрастирующей когнитивной и ценностно-нормативной перспективе, возникающей из не менее основательной аккультурации в еврейской цивилизации. Такой "дважды аккультурированный" интеллектуал принципиально дву-или-более-язычен, причем не в инструментальном смысле, а в смысле способности выразить на языке культуры большинства свою инаковость, определяемую языком меньшинства. В таком случае необходимое интеллектуалу остранение достигается не за счет простого взгляда "со стороны", а за счет взгляда с определенной стороны. Я хочу подчеркнуть, что речь не идет о простом расширении культурного горизонта за счет добавления некоторого количества еврейских знаний к общей эрудиции, или о расширении книжной полки за счет добавления к томам Пушкина, Достоевского или Бродского некоторого количества книг по иудаике. Как говорил Розенцвейг: "обладать культурным миром не означает обладать им внутри другого мира, включающего самого обладателя. Недостаточно просто высвободить в своем привычном мире некоторое место для иудаизма".
То, что я пытаюсь описать, это, метафорически выражаясь, способность смотреть на вещи, как в прямой, так и в обратной перспективе, умение писать справа налево в мире, где все пишут слева направо, и наоборот. Умение жить и выражать себя на языке контрастирующих и взаимодействующих культурных систем - эта та самая диаспорная раздвоенность, о которой Лессинг говорил немецким евреям: "как только умрет ваша раздвоенность, исчезнете и вы!"
Для еврейского интеллектуала существовать в Диаспоре - значит творчески реализовывать свою позицию "другого" по отношению как к окружающему обществу, так и к еврейской культуре. Со времен Авраама быть евреем значит быть "другим". Главный вызов, стоящий перед еврейским интеллектуалом в Диаспоре, - это то, как можно обратить свой номадизм, свой протест против стирания инаковости, свое отрицание "естественной" связи между языком, народом и землей, свое пристрастие к тексту, как привилегированному пространству вопрошания, и другие когнитивные и ценностно-нормативные установки - как обратить все это в заинтересованную критику культуры большинства, с одной стороны, а с другой стороны, в непредвзятое и даже радикальное отношение к различным проявлениям еврейской культуры, что, впрочем, не противоречит наслаждению духовным богатством, унаследованным от предыдущих поколений, и неотчуждаемой ответственности за его судьбу.
5.
Во многом именно идеал "нового еврейского интеллектуала" вдохновил создателей Центра открытого еврейского образования "Эйтан". Мы видим свою задачу в организации пространства для свободного интеллектуального поиска, для рождения новых культурных форм, как через творческое освоение еврейского наследия, так и через критический диалог с русской и мировой культурой.
С. Парижский
Сайт создан в системе uCoz