"Народ мой" №21 (409) 15.11.2007

Вначале было слово

(фрагмент новой книги "Сага о Прингсхаймах. Интеллигенция в эпоху диктатуры")

    Двадцать пять "незыблемых" пунктов

    То, что с приходом Гитлера к власти, евреев ожидают тяжелые времена, было очевидно: в статьях и речах фюрер не скрывал своих кровожадных планов. Напротив, беспредельный антисемитизм стал одним из краеугольных камней национал-социалистического движения. Программу своих будущих действий Гитлером огласил 24 февраля 1920 года на собрании в мюнхенской пивной "Хофбройхаус". Эта программа, известная как "Программа 25 пунктов", стала с первого апреля того же года официальной программой НСДАП, а с 1926 года объявлена "незыблемой". В четвертом пункте программы говорилось: "Гражданином Германии может быть только тот, кто принадлежит к германской нации, в чьих жилах течет немецкая кровь, независимо религиозной принадлежности. Ни один еврей не может относиться к германской нации и быть гражданином Германии".

    В шестом пункте вводится ограничение для государственных служащих: "Право избирать и быть избранным должно принадлежать исключительно гражданам Германии. Поэтому мы требуем, чтобы все должности любого уровня - имперские, областные или муниципальные занимали только граждане Германии".

    Вот где лежат корни одного из первых расистских законов Третьего Рейха - "О восстановлении профессионального чиновничества". В идеале, Германия должна быть очищена от евреев. Правда, пятый пункт программы разрешал им пребывание в стране: "Тот, кто не является гражданином Германии, может проживать в ней как гость, на правах иностранца".

    Однако возможность насильственной эмиграции из страны "нежелательных элементов" тоже предусматривалась программой НСДАП - в седьмом пункте прямо говорилось: "Мы требуем, чтобы государство обязалось в первую очередь заботиться о возможностях для работы и жизни граждан Германии. Если невозможно прокормить все население государства, то лица чуждых наций (не граждане государства) должны быть высланы из страны".

    В программе нет ни слова о том, как достичь этих целей. Более того, действия нацистских властей в первые месяцы 1933 года показывают, что в тот момент, когда власть вдруг попала им в руки, у Гитлера и его ближайшего окружения не было ясного плана по реализации антиеврейской программы партии. Провалившийся, по большому счету, бойкот еврейских предприятий первого апреля 1933 года - хороший пример неподготовленности нацистов к выполнению их собственной программы. Шаги руководства Третьего Рейха во многом определялись конкретными обстоятельствами: политическими, экономическими, конъюнктурными, а не были реализацией детально проработанной долгосрочной стратегии.

    Было бы ошибкой приписывать Гитлеру авторство антисемитских пунктов программы НСДАП. Подобные планы борьбы с евреями встречались и ранее, задолго до образования немецкой национал-социалистической партии. Однако только нацисты превратили шелуху антисемитской риторики во взрывоопасную смесь, готовую уничтожить все мировое еврейство.

    Часть письменной культуры

    Антисемитизм как политическое движение возник в конце девятнадцатого века. Звучное слово "антисемитизм" ввел в общественный обиход в 1879 году Вильгельм Марр, не очень успешный журналист и не слишком удачливый политик. Как курьез истории можно рассматривать тот факт, что Марр не был ни консервативным националистом, ни верующим христианином. Его ненависть к евреям не опиралась на традиции прусского дворянства, презиравшего инородцев, не использовала доводов христианского антииудаизма. Автор термина, взятого на вооружение нацистами в двадцатом веке, был человеком левых убеждений, атеистом, социалистом и анархистом, пропагандирующим коммунистические идеи. Одно из крылатых выражений этого борца за всеобщее равенство и счастье звучало так: "Нельзя быть социалистом и не быть антисемитом".

    Новым термином Вильгельм Марр хотел подчеркнуть отличие зарождавшегося явления - расового антисемитизма - от традиционного религиозного антииудаизма. Это намерение читается и в названии брошюры, в которой появилось новое слово: "Победа еврейства над германством. С неконфессиональной точки зрения".

    Политический антисемитизм, получивший свое имя в работе Марра, родился сто лет до того и зрел весь век еврейской эмансипации. То, что в 1848 году было предрассудком, стало в конце века идеологией, что было уличной сплетней, стало политической программой.

    Евреи и те люди, которые их поддерживали, надеялись, что с обретением равных прав с коренным населением исчезнут напряжение и непонимание между людьми разных национальностей. С исчезновением гетто должна прекратиться и ненависть к евреям, долгое время питаемая страхом перед чужой религией и непонятным образом жизни.

    Однако этим мечтам не суждено было сбыться. Эмансипация, как и любая революция, породила новые страхи и, как следствие, - новые виды вражды и ненависти. Страх всегда рождает ненависть, а силу врага, которого боишься, обычно преувеличиваешь. По меткому выражению Александра Мелихова, "мнимое лидерство - вот формула еврейского проклятия".

    Эмансипация открыла евреям путь в гражданское общество: к образованию, науке, культуре, наконец, к власти. А возможность власти в руках евреев порождала невиданный ранее страх перед их всесильностью. Страх стал причиной новой волны вражды и ненависти к евреям, которую обозначил Вильгельм Марр словом "антисемитизм". Большего, чем изобретение нового слова, Марру добиться не удалось. Слишком неуместно выглядел социалист-анархист рядом с националистами-консерваторами, новыми лидерами антисемитских партий. Для левых демократов был неприемлем антисемитизм Марра, а националистам-консерваторам были чужды его левые, социалистические лозунги.

    Созданная Марром в 1879 году "Лига антисемитов" не превратилась в заметную политическую силу, не стала настоящей партией. Политика из Марра не получилось. На роль вождей антисемитского движения нашлись более достойные кандидатуры, настоящие трибуны и харизматические личности, возглавившие новые партии, у которых антисемитские лозунги составляли основу их программ.

    В конце девятнадцатого - начале двадцатого веков антисемитские партии и объединения стали появляться, как грибы после дождя: Немецкая консервативная партия (1876 год), Христианско-социальная рабочая партия (1878), Немецкое антисемитское общество (1886), Немецкая социальная партия (1889), Антисемитская народная партия (1890), Общенемецкий союз (1891), Немецкая партия реформ (1893), Немецко-социальная партия реформ (1894), Немецко-социальная партия (1900), Немецкая народная партия (1914)... Партии создавались, сливались, распадались снова. Их всех объединяло стремление ограничить влияние евреев на экономическую, культурную и политическую жизнь Германии. Так, в программе Немецкой консервативной партии, принятой в 1892 году на съезде в итальянском городе Тиволи, говорится о двух главных врагах Германии - социал-демократии и евреях. Идеологом партии в то время был берлинский придворный проповедник Адольф Штёкер, который в евреях видел олицетворение всех враждебных сил: либерализма, капитализма, материализма и атеизма. С присущим проповедникам пафосом он призывал: "Мы объявляем евреям войну до полной победы и успокоимся не ранее того момента, когда они здесь, в Берлине, будут сброшены с высокого пьедестала, который они сами себе воздвигли, в пыль, где они и должны пребывать".

    Немецкая консервативная партия просуществовала с 1881 до 1918 года, после чего влилась в состав вновь образованной немецкой национальной народной партии, взявшей в программу многие антисемитские лозунги своей предшественницы. Немецкая национальная народная партия стала в 1933 году на короткое время союзницей партии Гитлера. Этот союз помог недавно назначенному канцлеру добиться большинства в парламенте и принять первые законы, открывшие путь к его диктатуре. После этого ставшая ненужной партия-союзник была под давлением НСДАП распущена.

    В начале восьмидесятых годов девятнадцатого века антисемитское движение пользовалось поддержкой немалой части населения Германии. Под так называемой "Петицией антисемитов", требовавшей от правительства ограничить еврейскую эмиграцию в страну и исключить евреев из числа государственных служащих и преподавателей, весной и летом 1880 года было собрано двести пятьдесят тысяч подписей. Однако большого политического веса антисемитские партии в Германии никогда не набирали. Самый значительный успех на выборах в рейхстаг они получили в июне 1893 года - 16 мандатов. Антисемитские лозунги и призывы из парламентских залов переместились в студенческие клубы и офицерские собрания. Именно там воспитывались убежденные антисемиты, ставшие потом элитой Третьего Рейха.

    Руководители и идеологи антисемитского движения в конце девятнадцатого, начале двадцатого веков не имели ни малейшего представления о том, как добиться своих целей. Практически ни у кого из лидеров антисемитских партий не было конкретных планов, как слова преобразовать в поступки. Адольф Штёкер и Генрих фон Трайчке настойчиво заверяли своих слушателей, что у них даже в мыслях нет лишать евреев тех прав, которые те получили в процессе эмансипации. Вильгельм Марр и Отто Гладау носились с идеями законодательно ограничить влияние евреев в экономике и в общественной жизни. Но ни они, ни их последователи из антисемитских партий не предлагали никаких реальных действий, чтобы сделать хотя бы шаг в этом направлении.

    Пожалуй, только Евгений Дюринг допускал физическое уничтожение немецких евреев как возможное решение "еврейского вопроса". Сам он, правда, не верил, что у политиков хватит мужества и решительности пойти на этот шаг, а своими трудами пытался не столько мобилизовать солдат для решительного сражения с еврейством, сколько воспитать сочувствующих и поддерживающих эту будущую битву.

    Можно сказать, что антисемитизм в кайзеровской Германии был частью письменной культуры. Эта культура сводилась, по большому счету, к нападкам на еврейских интеллектуалов - от Генриха Гейне до Теодора Лессинга. Пройти мимо колкости или насмешки над еврейскими литераторами или музыкантами не позволял себе ни один из немецких антисемитов - от Вагнера в середине девятнадцатого века до Фрича в его конце. Более того, этими нападками сама антисемитская деятельность и исчерпывалась. Наиболее агрессивные юдофобы типа Вильгельма Марра или Поля де Лагарда виделись лишь жалкими маргиналами на фоне этого культурного потока.

    Авторы антиеврейских текстов вновь и вновь возвращались к тем же темам и образам, хотя и выраженных различными художественными средствами: от сдержанного тона Фонтане до элегантных языковых кружев Томаса Манна. Это стало своеобразным общественным ритуалом, магией, смысл которой заключен в себе самой и не требует никаких иных действий и поступков. Похожую роль исполняли письменные комментарии французских антисемитов, вносивших пожертвования на памятник Анри во время процесса Дрейфуса. Эти проклятия в адрес евреев представляли некое магическое действо, своеобразную общественную литургию, очень похожую на словотворчество антисемитов из Германии.

    Слово и дело

    С появлением на общественной арене Адольфа Гитлера положение радикально переменилось. Для будущего фюрера Третьего Рейха "живое слово" всегда стояло неизмеримо выше письменной речи. Это убеждение он высказал в своей программной книге "Моя борьба". В действенности живой речи он видел причину победы Французской революции и широкого распространение марксизма. В обоих случаях победу праздновала не идеология, а риторика, не идея, а пропаганда. Письменное слово ассоциировалось у Гитлера с ненавистными ему интеллектуалами, "чернильными душонками", которых он презирал и постоянно высмеивал. Сам он написал только одну книгу, и то лишь тогда, когда был оторван от трибуны годовым заключением в тюрьме. Никто из писателей не вызывал в нем уважения. Даже признанный идеолог нацизма Альфред Розенберг рассматривался фюрером как безвредный, но и не очень нужный образец интеллектуала. Книгу Розенберга "Мифы двадцатого века" так по-настоящему и не прочитал, хотя считал себя специалистом по антисемитской литературе. Восхищение Гитлера вызывал лишь его венский духовный учитель - бургомистр Карл Люгер, умевший зажечь народ яркой речью. Гитлер стал последовательным антисемитом благодаря живому слову Люгера и верил, что тем же способом он сам сможет убедить весь мир.

    Нацизм был культурой устной речи. Его языком стала демагогия, его речь - рев с трибун перед восторженными слушателями под развевающимися знаменами со свастикой. В отличие от кайзеровской Германии, в культуре нацизма словесная агрессия была не заменой поступка, а его подготовкой. Живое слово было зачином действия, инструментом, помогающим достичь желаемого результата. Гитлеровская риторика придала антисемитизму новые черты, основательно изменила его суть. Вероятно, будущий фюрер вначале не очень представлял себе, как бы он поступил с евреями, доведись ему придти к власти в Германии. Но его антисемитизм, в отличие от всех его предшественников, изначально был не просто словом, а действием. Горы написанных антиеврейских текстов становились в его руках новым, не известным ранее, ведущим к катастрофе взрывоопасным материалом.

    Это изменение произошло незаметно для многих современников. Даже историки не всегда отмечают этот качественный скачок, подчеркивая скорее неразрывность развития антисемитизма от древности до наших дней. Без сомнения, древняя традиция антипатии к евреям сыграла свою роль в том, что евреи оказались целью преследования, а также в том, что большинство населения Европы становились безучастными зрителями, когда на их глазах творился Холокост. Очевидно также, что годы еврейской эмансипации развили эту традицию и приспособили ее к политическому контексту эпохи. Антисемитизм стал частью окружающей среды для людей того времени. Но между банальностью антисемитизма кайзеровской Германии и массовыми убийствами евреев в печах Освенцима лежит пропасть, которую не объяснить логикой естественного развития.

    Есть старая арабская пословица, которую цитирует известный историк Марк Блох книге "Апология истории": "Люди имеют больше общего со своим временем, чем со своими отцами". И поясняет далее: "Историческое явление всегда может быть объяснено вполне удовлетворительно в рамках исследования своего времени. Это справедливо для всех фаз развития, как для той, в которой мы живем, так и для всех других. Если исследование прошлого забывает старую арабскую мудрость, то теряется доверие к его результатам".

    Даже для историков трудно объяснить переход от традиционного и достаточно "вегетарианского" антисемитизма кайзеровской Германии к гитлеровскому "окончательному решению еврейского вопроса". Не удивительно, что большинство евреев - граждан Германии - не восприняло случившееся в 1933 году как начало Катастрофы. Однако некоторым чутье подсказало правильное решение: как можно быстрее покинуть страну.

Евгений Беркович

Сайт создан в системе uCoz