|
Купол синагоги был спасён |
Во время Великой отечественной войны 1941-1945 годов блокадный Ленинград сильно подвергался бомбёжкам немецкой авиацией и артиллерийским обстрелам. Один из снарядов частично разрушил купол Большой хоральной синагоги на Лермонтовском проспекте. Мне хорошо известно, что и в тяжёлые годы блокады в помещении малого зала синагоги постоянно проживали не менее 10 ортодоксальных евреев, которые проводили молитвы, охраняли свитки Торы, по мере возможности поддерживали связь с евреями, постоянно посещающими в мирные годы синагогу и имеющими там постоянные места. К числу таких прихожан относились: мой отец Нахамкин Лейзер Михалевич и его три брата. В связи с тем, что папа, имея белый билет по зрению, не был призван в армию, он работал кладовщиком на хозяйственном складе от Райпищеторга Петроградского района. На складе находились стройматериалы: кровельное железо, краска, цемент, песок, щебень, спецодежда, весы, бумага, разная магазинная утварь. Вместе с отцом работала и моя мачеха - рабочей. Магазины по требованиям получали со склада необходимое. Я ежедневно приходил на склад к родителям на обед, так как мачеха на плите в конторке имела возможность готовить из скудных продуктов и овощей, которые выращивались на грядке на территории склада. Склад находился на Павловской улице, рядом с Большим проспектом Петроградской стороны. Я часто помогал отцу и мачехе на складе. После прорыва блокады Ленинграда в январе 1943 года, несмотря на продолжавшиеся бомбёжки и обстрелы, которые постепенно уменьшались, город начал залечивать раны. Разбирались завалы, ремонтировались колдобины на дорогах и делались другие работы. Ленинградцы жили надеждами на скорое снятие блокады.
В один из дней в калитку склада постучались и, когда калитка распахнулась, мы все трое увидели двух стариков с палочками и длинными бородами. Увидев отца, они поздоровались с ним на иврите, сказали на русском мне и мачехе: "Здрасте", а затем прошли с папой в конторку и беседовали с ним на иврите и частично на идише. Мы с Анной Яковлевной слышали этот разговор, она понимала весь разговор, который происходил за дверью, а я частично, только то, что говорилось на идише. Но полной ясности о сути их разговора я не получил. После беседы с отцом, которая длилась около часа, старцы попрощались и покинули склад. Папа вышел из конторки бледный, некоторое время он молчал, а затем по требованию Анны Яковлевны рассказал суть разговора со старцами. Один из старцев оказался старостой синагоги, а второй - раввином. Они обратились с просьбой отпустить со склада на ремонт разрушенного купола синагоги немного цемента. Они старались убедить папу, что он сделает благое дело. Все трое понимали, что выполнение задания чревато большой опасностью, в тот период стройматериалы представляли государственную ценность и отпускался в малых количествах для самых неотложных работ. Органы правопорядка строго следили за незаконными мероприятиями, и за нарушение полагалась высшая мера наказания по законам военного времени. Папа обсуждал проблему с Анной Яковлевной в моём присутствии. Я понимал, что он продумывает, как организовать доставку цемента в синагогу, но не предполагал, что буду одним из исполнителей этой операции. В последующие дни мы с папой ходили пешком в синагогу, и там, по-видимому, был составлен окончательный план доставки цемента со склада в синагогу.
В один из дней папа обратился ко мне. Он сказал мне: "Миша, ты был свидетелем, когда велись беседы на складе и в синагоге с раввином и старостой. Ты видел разрушенный снарядом купол. Я окажу помощь в ремонте купола и дам цемент. Это очень опасная операция, и если она не удастся, то я пострадаю, и меня могут арестовать. Я человек религиозный, и совесть не даёт мне покоя. Есть план, и я прошу тебя помочь его осуществить. План такой - на склад приедет грузовая машина, её загрузят цементом, накроют брезентом и сверху набросают щебень с песком. Шофёр машины не знает, как проехать к синагоге, и ты будешь по дороге ему подсказывать, как коротким путём доехать до места; в синагоге вас встретят и разгрузят машину, а ты пешком вернёшься на склад, где я тебя буду ждать. По дороге машину может остановить милиция или патруль. Как избежать остановки машины, я тебе расскажу в день проведения операции".
Я не почувствовал опасности в просьбе папы, и меня это увлекло - я дал согласие, сказав, что всё сделаю, как он мне скажет. Машина прибыла под вечер, её уже ждали двое мужчин. Машину загрузили цементом, накрыли брезентом, сделали сверху камуфляж. Папа передал мне противогазную сумку, в которой были продукты - хлеб, масло, во фляге - спирт, сухой компот. Меня посадили у кабины на брезент, шофёр сказал, что по дороге он будет у меня уточнять маршрут открытием кабины - я должен знать самый короткий путь до синагоги.
Папа в присутствии шофёра мне сказал: "Миша, если машину остановит постовой, ты должен ему в момент осмотра машины отдать пакет и сказать: там продукты. Пока он с колеса или с кабины спустится и будет просматривать содержимое пакета, машина должна тронуться, и надежда только на то, что снова он вас не остановит. Ведь ты знаешь, что в продуктах сейчас все нуждаются, и на этом строится весь план доставки благополучно цемента в синагогу. От вас обоих всё зависит."
Я сказал шофёру, как ехать: Павловская улица, Большой проспект Петроградской, Тучков мост, Съездовская линия Васильевского острова, набережная Лейтенанта Шмидта, площадь Труда, Поцелуев мост, проспект Декабристов, повернуть налево у института Лесгафта на Лермонтовский и въехать в ворота синагоги. Шофёром был молодой еврей в военной форме, но расположение улиц Ленинграда он не знал. Папа меня поцеловал и сказал, что надеется, что мы всё сделаем, как он нас проинструктировал. Ворота склада открылись, и мы тронулись. Первый раз я подсказал шофёру перед Тучковым мостом. Мы уже выехали на набережную перед мостом лейтенанта Шмидта, и здесь вдруг машина остановилась, я взглянул вниз и увидел милиционера - пожилого мужчину. Я увидел, что шофёр показал ему на меня. Милиционер встал на ступеньку кабины и посмотрел на меня и на камуфляж машины. Я сразу стал говорить: "Дяденька, у вас семья есть?" Он непроизвольно ответил: "Да". Вот тогда я размахнулся и бросил противогазную сумку на землю. Милиционер спустился со ступеньки кабины, и в это время наблюдавший из кабины шофёр на хорошей скорости тронулся с места и въехал на мост. Никто нас больше не останавливал, я видел, как милиционер нагнулся над сумкой с продуктами. Второй раз я подсказал маршрут на Декабристов.
На углу Лермонтовского проспекта нас ждал старик, он показал на ворота синагоги. Ворота были открыты, и машина быстро въехала во двор. Меня сняли с машины и проводили в помещение малой синагоги; как разгружали машину, я не видел, помню только, что шофёр вошёл в помещение, схватил меня в охапку и прижал к себе. Он на идише рассказал находящимся в помещении нескольким евреям о нашей поездке и хвалил меня. Староста, которого я уже знал в лицо, по-русски меня поблагодарил и велел передать благодарность отцу. Меня накормили чечевичной кашей с куском хлеба, и затем один из мужчин пошёл меня провожать. Он проводил меня до площади Труда, потом я самостоятельно пришёл на склад. Когда я увидел папу и Анну Яковлевну, то понял, как они меня ждали, и по их лицам было видно, как они переживали. Когда все успокоились, я обо всём подробно рассказал. Конечно, они меня похвалили, и я был доволен, что сумел всё выполнить.
После окончания войны я несколько раз вместе с папой (в юношеском возрасте) и потом, когда стал взрослым, посещал в праздники синагогу, слушал пение канторов и хора, видел весь ритуал молитв, кроме того, многие годы перед праздником Песах ездил в синагогу покупать мацу, и каждый раз я смотрел на отремонтированный купол и ощущал большую радость. Я представить себе не мог, что помощь, оказанная моим отцом синагоге в 1943 году, будет оценена через 42 года и будет иметь последствия для нашей семьи.
В июне 1985 года после болезни в возрасте 86 лет папа умер. Семья решила похоронить его, соблюдая еврейские традиции. Его брат Сендер Михалевич вместе со мной поехал в синагогу. Там мы обратились к старосте - "габе". Дядя сообщил ему на иврите, что папа пережил блокаду, был постоянным прихожанином и имел в молитвенном зале постоянное место, и также сказали, что папа оказал в своё время синагоге помощь в ремонте купола. Староста поинтересовался данными папы, а затем, листая толстую книгу блокадных лет, нашёл фамилию Нахамкин Лейзер Михалевич. Напротив его фамилии стояло - коэн и запись: "Оказал в 1943 г. помощь синагоге в ремонтных работах материалом". Он обратился к дяде Сене и сказал: "Ваш брат имеет заслуги перед синагогой, и мы окажем помощь в похоронах по нашим традициям." Он сделал все распоряжения. Папу приготовили по правилам к захоронению, перевезли в синагогу, где его в торжественной обстановке отпевал хазан с небольшим хором. Гроб с его телом стоял на возвышении, и над ним возвышался купол, через который проникали лучи солнца. Похоронен папа на кладбище им. 9-го Января на Еврейском участке.
В 1990 году наша семья выехала из Союза, и мы проживаем в Израиле. Глядя на фото Большой хоральной синагоги Петербурга, всколыхнулась память, и я думаю, рассматривая купол и фасад, что мы с отцом не зря рисковали, оказывая помощь синагоге. Риск себя полностью оправдал.
1931 г. рождения