Мартин Хайдеггер и Ханна Арендт: необъяснимая любовь
 |
|
|
Мартин Хайдеггер еще до прихода нацистов к власти открыто выразил свое отношение к "засилью евреев" в науке. В письме от 20 октября 1929 года Виктору Швёреру, вице-президенту "Чрезвычайного общества немецкой науки", философ писал: "или мы должны систематически укреплять "нашу" немецкую интеллектуальную жизнь, или окончательно смириться с растущим "объевреиванием" в широком и узком смысле слова".
В апреле 1933 года Хайдеггер был назначен ректором Фрайбургского университета и участвовал в начавшейся "чистке" кадров. Его отношение к увольняемым евреям было далеко не однозначным. Когда отправляли на пенсию профессора математики Альфреда Лёви, новый ректор пожелал ему "вынести все тяготы и жестокости, которые несут с собой времена перемен".
Буквально теми же словами утешала жена Хайдеггера, Эльфрида, свою давнюю знакомую Мальвину Гуссерль, жену знаменитого философа Эдмунда Гуссерля, учителя Мартина Хайдеггера. Эльфрида, правда, не преминула заметить, что закон о чиновничестве, хоть и суров и жесток, но с точки зрения положения в Германии вполне разумен.
Летом 1933 года Ханна Арендт решила навсегда оставить Германию. Через Прагу и Женеву Ханна добралась до Парижа, где стала сотрудничать с одной сионистской организацией, готовившей юных эмигрантов к жизни в Палестине. Перед отъездом Ханна Арендт написала прощальное письмо своему учителю и возлюбленному Мартину Хайдеггеру, в котором упомянула, что слышала слухи о его враждебном отношении к коллегам и студентам еврейского происхождения. Тон ответа философа был достаточно откровенным и не оставлял сомнений в установках его автора. Само письмо мы знаем в изложении Эльжбетты Эттингер, так как публиковать и прямо цитировать письма философа родственники Хайдеггера ей запретили. В своем последнем до самого конца войны письме Ханне Арендт Мартин Хайдеггер пишет, что еврейские студенты отбирали у него уйму времени и сильно мешали его собственной работе.
- Кто приходит к нему за помощью?
- Еврей!
- Кто требует оставить все и обсуждать его диссертацию?
- Еврей!
- Кто посылает ему необъятные работы и требует их немедленно рецензировать?
- Еврей!
- Для кого он добивается стипендии?
- Для еврея!
Третьего ноября 1933 года ректор Фрайбургского университета издает указ, согласно которому всем студентам, которые по новым законам получили статус "неариец", будет отказано в получении материальной помощи от университета. Выступая перед сотрудниками университета 13 декабря 1933 года, Хайдеггер призывал к сбору средств для издания специального тома, содержащего речи немецких профессоров, обращенные к Гитлеру. Заканчивая выступление, ректор заметил: "Не нужно специально указывать, что ни одно неарийской имя не появится на подписном листе".
Через три дня философ составляет откровенный донос на бывшего своего студента и коллегу Эдуарда Баумгартена. В письме на имя руководителя национал-социалистического "Союза доцентов" в Гёттингене сообщается: "Баумгартен очень близко знаком с евреем Френкелем, который был ранее здесь сотрудником, а теперь уволен". Одновременно Хайдеггер отказывается руководить диссертациями всех своих еврейских аспирантов - он передал их профессору христианской философии Мартину Хонекеру.
 |
|
|
Когда Гуссерль умер, Хайдеггер был болен. Пришел бы он на похороны учителя вместе с историком Герхардом Риттером, который был единственным членом факультета, решившимся отдать последний долг некогда прославленному философу? Этого уже никто никогда не узнает. Но вот твердо установленный факт. В 1944 году вышло в свет пятое издание самого знаменитого труда Хайдеггера "Бытие и время", в котором по требованию издательства было снято посвящение Гуссерлю, однако благодарность автора своему еврейскому учителю в примечаниях осталась.
Известен случай, когда Хайдеггер официально выступил в защиту увольняемых еврейских профессоров. В письме баденским властям он предупреждает, что отставка выдающихся ученых Зигфрида Траннхаузера и Георга фон Хевеси вызвала бы за границей нежелательные последствия и осложнила бы внешнюю политику Германии.
Есть много фактов, противоречащих представлению, что Хайдеггер был банальным юдофобом. Один из них выглядит достаточно экзотически. В середине тридцатых годов философ выступил в защиту Спинозы, публично заявив, что если философия великого голландца еврейская, то еврейской является вообще вся философия от Лейбница до Гегеля.
По-видимому, путь в нацисты в одиночку казался Хайдеггеру не слишком привлекательным. В письме от 22 апреля 1933 года он настоятельно просит Карла Шмитта, известного в то время немецкого политика и специалиста по теории права, не отступать от линии нового движения. Заклинания Хайдеггера были излишни: Карл Шмитт сделал для себя выбор. Как и Хайдеггер, он, прежде всего, прекратил всякие контакты с еврейскими коллегами и студентами, в том числе, перестал отвечать на их письма. В случае Карла Шмитта это особенно заметно по прерванной длительной переписке с еврейским политическим философом Лео Штрауссом.
Чтобы ни у кого не было сомнений в его новой политической ориентации, Шмитт внес в том же году в новое издание своей книги "Понятие политическое" несколько резких антисемитских замечаний в духе господствующей идеологии. При этом позиция Шмитта выглядит куда более откровенно нацистской, человеконенавистнической и экстремистской, чем у фрайбургского философа.
В летний семестр 1933 года Шмитт вместе с Хайдеггером принимал участие в организованном хайдельбергскими студентами цикле лекций. Тема выступления ректора из Фрайбурга была "Университет в Третьем Рейхе". Лекция Шмитта называлась "Новое государственное право". Перед ними в той же серии лекций выступил д-р Вальтер Гросс, руководитель управления расовой политики НСДАП. Тема его лекции - "Врач и народ". Первого мая 1933 года во Фрайбурге Мартин Хайдеггер получил партийный билет № 3-125-894. В те же дни вступил в национал-социалистическую партию и Карл Шмитт. Билет, полученный им в Кёльне, имел номер 2-098-860.
Причину своей ранней эмиграции из Германии Ханна Арендт объясняла тем, что ее глубоко шокировало поведение ее немецких друзей, таких, как Бенно фон Визес, который без всякой видимой внешней причины стал горячим сторонником нового режима во всех самых диких его проявлениях. Про аналогичное поведение Мартина Хайдеггера она никогда не говорила.
Когда после падения Третьего Рейха Мартин Хайдеггер оказался в духовной и нравственной изоляции, Ханна приложила немыслимые усилия, чтобы помочь своему учителю и бывшему возлюбленному продолжить работу в Философском институте и читать лекции в университете. Шансов у бывшего ректора и члена НСДАП пройти необходимые для этого процедуры "денацификации" были ничтожно малы. Но любовь, верность и громадный моральный авторитет Ханны Арендт преодолели все препятствия: Хайдеггер вернулся к нормальной научной и педагогической работе.
А вопрос: "Как же могла еврейка Ханна Арендт, убежденный борец с антисемитизмом и тоталитаризмом, всю жизнь беззаветно любить и защищать нациста Хайдеггера?" - так и остался без внятного ответа. Его еще ищут историки и журналисты, биографы и авторы женских романов.