Зал имен и ординарность зла
Термин "Холокост" был введен во всеобщее употребление еврейским писателем Эли Визелем. Визель сам был одним из тех, кто "чудом" - в доказательство того, что чудеса на Земле по какой-то причине случаются - уцелел в этом жутком аду, над которым он навечно пригвоздил доску со словом: "ХОЛОКОСТ". Кстати говоря, слово, это ведь, само по себе, всего лишь сочетание звуков и букв, и оно способно, кочуя и кувыркаясь как угодно, менять свои значения. На иврите есть более точный термин: "ШОА", но запущенное Эли Визелем еще тогда, после войны, - Холокост - остается и наверняка останется. А меняется не термин, а представление сменяющих друг друга поколений о том, что на самом деле произошло, как именно все это происходило, каков внутренний исторический, этический, психологический и религиозный смысл (если он есть) того, что произошло.
Если шесть миллионов раз повторить: "шесть миллионов", в сознании повиснут только статистические нули и создастся впечатление, что мы будто бы должны кому-то зачем-то всё время доказывать правильность этого числа в подтверждение того, что так и было и что ни один ноль хитрющей жидовней не приписан. Как будто смысл преступления не в том, что фальшивый гуманизм христианской цивилизации съехал с рельс и покатился в преисподнюю немыслимой сверхжестокости и, чтобы этому крушению дать название, невозможно пришлепнуть к нему уже имеющееся в словарях звуко-буквенное сочетание, а впору отыскать такое, какого никогда не было, и можно подумать, что главное, - это собрать имена, даты, справки, выписки из записей, уложить в папки-скоросшиватели и поставить на полки истории: всё, работа сделана.
Встречаясь с представителями двух последних поколений, я всякий раз убеждаюсь в том, что нынешние люди не представляют себе, что эта трагедия имеет много составляющих, и одна из них в том, что большая часть жертв Шоа ушла в небытие, не оставив никакого следа. Перед тем, как бросить в овраг, в газовую камеру или в печь, их не переписывали, чтобы оставить на память потомкам. Напротив, палачи постарались скрыть, замести следы совершенного ими и тем самым стереть из памяти сам факт существования еврейского народа в мировой истории. Такого уровня, оказывается, может достигать пароксизм беспричинной ненависти.
Посетители Мемориала Катастрофы и героизма европейского еврейства "Яд ва-Шем", помимо многих других вопросов, задают и такой: можно ли получить сведения о моем прадедушке, погибшем где-то в Польше? Как будто дед умер от воспаления легких в одной из калифорнийских клиник.
На самом деле, спрашивающий как раз и есть тот единственный на Земле, кто еще смутно помнит, что такой-то еврей вообще существовал в подлунном мире, что единственным хранилищем памяти является та часть семьи, которая во время Холокоста укрылась в Бруклине, в Сиднее или в Караганде. Это, возможно, его сосед, который, весь в крови, выбрался из одного из яров; или его правнук, которому отец рассказал о трагедии и показал сохранившуюся в семейном альбоме фотографию. Всё.
В разных секторах оккупационной зоны Европы Холокост происходил по-разному. В странах Западной Европы, где местная полиция верно служила оккупантам и спокойно, без суеты, сгоняла евреев на сборные пункты, объясняя, что их депортируют в другие места, где они будут работать и служить "вечному Рейху", обреченных на смерть в лагерях или в гетто Восточной Европы, таких, как Минское или Каунасское, евреев перед отправкой переписывали, и после войны сохранились эти списки. Во Франции, Голландии и в самой Германии - на месте, в странах их проживания - казней не производили. Все лагеря смерти были построены в Восточной Европе, самые большие - в Польше, где население с пониманием относилось к мероприятиям нацистов по ликвидации ненавистных жидов. Большая часть обслуги составлялась из украинцев, литовцев, латышей, добровольно менявших статус военнопленных на статус охранников и палачей. А на территории Латвии, Литвы, Украины, Белоруссии, Молдавии не было даже надобности в том, чтобы грузить евреев в эшелоны и куда-то везти для уничтожения огнем или газом. Немецкие комендатуры и "эйнзацкомандос" предпочитали ограничиваться общим руководством, а черную работу выполняли, в основном, местные добровольцы.
Осознать и осмыслить это различие непросто, а зачастую просто невозможно принять. Но тот, кто его осознал, уже не спрашивает, где можно получить "сведения", а берет в Зале имен бланк Свидетельского листа и заполняет, чтобы это "сведение" сохранилось для наших потомков и чтобы лист хранился в этом Мемориальном зале, как символический памятник, среди трех миллионов, собранных нами в Зале имен за пятьдесят лет работы.
Независимо от того, числится ли имя вашего родственника (знакомого, соученика, соседа) в каком-либо списке или нет, "Яд ва-Шем" просит вас заполнить Свидетельский лист, и пусть эта жертва нацизма будет увековечена не французским полицейским, а вами, и пусть вечно хранится скромный памятник близкому вам человеку на земле Иерусалима.
***
В марте прошлого, 2005 года, состоялось открытие нового помещения исторического музея, музея искусств и Зала имен. Теперь это гигантское современное здание: коридор треугольного сечения, пробивающий путь к свету сквозь гору Памяти, по обе стороны которого экспозиционные залы. Последний из них, завершающий рассказ о Катастрофе - Зал имен. По его окружности - хранилища для черных коробок, в каждой из которых примерно 300 свидетельств-памятников, всех свидетельств - 3 000 000, всё, что удалось собрать с 1955 года.
Потолок зала образуют два конуса, один в другом. Внутренний, висящий на стальных растяжках, покрыт примерно шестью сотнями фотографий погибших. Симметрично внутреннему конусу и вершиной книзу в скале вырублен третий конус, на дне (вершине) которого в черной воде отражаются фотографии верхнего конуса, что символизирует присутствие тех жертв Холокоста, которые еще не увековечены в этом зале и рискуют остаться потерянными для наших потомков.
***
Все Свидетельские листы-памятники введены в память компьютера и могут быть найдены в интернете. Адрес веб-сайта: www.yadvashem.org
Кроме самих листов, база данных Зала имен включает также имена, взятые из тех списков, которые были найдены после Катастрофы, и тех, что были составлены выходцами из различных мест гибели евреев. Всего, включая списки, около четырех миллионов имен, можно сказать, по сей день собраны.
Из круглого зала посетитель переходит в соединенный с ним компьютерный зал, где можно задержаться для поиска имен. Помимо трех миллионов листов-памятников, в компьютерную базу данных введены также имена из архивных источников, из 10 000 собранных в Мемориале списков, из хранящихся в библиотеке книг памяти, изданных в течение последних 60 лет.
Конструкция веб-сайта позволяет производить расширенный поиск, отталкиваясь не только от основных исходных данных - фамилия, имя, место жительства погибшего - но, скажем, от имени подписавшего лист, имен родителей, имени супруга, девичьей фамилии женщины и т. п.
В принципе, база данных и конструкция веб-сайта не приспособлены к генеалогическим изысканиям, но собираемые данные помогают многим в процессе построения семейных генеалогических деревьев. Нередко бывает, что близкие люди находят друг друга. Автор этих строк имел счастье однажды соединить двух братьев, которые на протяжении полувека считали друг друга погибшими. Два года назад с помощью работника Зала встретились и обнялись брат и сестра. Эти случаи, в частности, объясняют одну из причин, по которым мы не убираем дубли, иначе говоря, если двое подали Свидетельские листы на одного погибшего, то в хранилище и в базе данных вы найдете оба. Нам важно не общее число собранных листов, а увековечение имени конкретного еврея, погибшего от рук варваров ХХ века.
***
Самая большая по числу камней и объему вложенного в нее рабского труда гробница находится в Египте - она построена во славу одного человека. Самая гигантская гробница по числу увековеченных в ней жертв нашей самой гуманной в истории цивилизации - в Иерусалиме, на Горе Памяти - это Зал имен Мемориала Катастрофы и героизма европейского еврейства "Яд ва-Шем".
Прах миллионов погибших рассеян и развеян на пространстве от Пиренеев до Каспия. Ни надгробий, ни имен. Как велика была ненависть палачей - даже не пытайтесь сравнить со знаменитым Самсоном с Гревской площади! - чтобы даже списков сброшенных во рвы или обращенных в пепел не оставить потомкам! А теперь историки ведут спор о ЧИСЛЕ МИЛЛИОНОВ стертых с лица земли...
Единственными хранилищами памяти о них в большинстве случаев являются семьи, оставшиеся в живых, благодаря тому, что одни успели, сбежав за океан, или, буквально из-под топора, - на Восток, сохранить жизнь себе и потомству, а немногие - выжить в этом аду, чтобы рассказать о том, что видели своими глазами и испытали на себе. Мы обращаемся к этим семьям с просьбой увековечить память тех, кого они еще помнят, в форме свидетельского листа - символического памятника погибшему в Холокосте. В данном случае - не ради статистики, а ради того, чтобы в поколениях осталась память о каждом в отдельности, а не только в форме статистической единицы.
***
... Мою бабушку, прежде чем, еще живую, бросить в яму, привязав к лошади, протащили по мостовой местечка, которое она считала родиной. Там, на дне Кременчугского (Хрущевского?) моря, у нее нет могилы. Ее могила здесь, возле конторки, у которой я, вот уже больше двадцати лет, принимаю посетителей.
Я здесь как в кругосветном путешествии, только наоборот: мир вертится вокруг меня. Туристы, экскурсанты, школьники, студенты, монахи, солдаты Армии обороны Израиля, евреи-репатрианты, официальные лица... Люди всех рас и со всех континентов.
В Израиле есть два центральных места, которые обязан посетить каждый еврей, независимо от вероисповедания или политической ориентации: Котель (Стена плача) и "Яд ва-Шем". "Шем" значит "имя", а имена хранятся в Зале имен. Иначе он может считать, что не был в Израиле и ничего не понял.
В Зал имен приходят, чтобы, пошарив в памяти компьютера, попытаться среди миллионов имен найти имена своих близких, чтобы увековечить имена тех, на кого листы еще не заполнены или чтобы в очередной раз задать все тот же вопрос: ну, как такое было возможно?
В самом деле, как можно было, пройдя столь долгий путь от Парфенона до Сикстинской капеллы, от Гомера до Гете, Бетховена и дальше, до ХХ века, который казался апофеозом гуманизма и культуры, докатиться до геноцида, подобного которому не знали в самой дремучей древности. Между прочим, Генрих Гейне в середине XIX века предупреждал, что в Германии такое возможно, но евреи очень охотно селились в этой стране, не без основания полагая, что такое невозможно. Те, что селятся сейчас, на сто процентов убеждены, что ничего подобного повториться не может. Дай им Б-г оказаться правыми!
Казаки Богдана Хмельницкого, а позднее гайдамаки, с такой неописуемой жестокостью расправлялись с евреями, что было чему поучиться, но очередная и не менее жестокая расправа в тех же краях произошла в годы Гражданской войны, а потом наступил 1941-й. И опять задается вопрос: как такое возможно? Выходит, возможно.
В принципе, Зал имен иерусалимского Мемориала - не место для занятия историей. Это, скорее, место для молитвы и поминовения невинных жертв. Четверть из них были еще детьми. Недавно я держал в руках лист, где в графе "имя" записано так: "Не успели дать". Это для истории или для того, чтобы углубиться в дебри психопатии?
... Недавно террористы выстрелами в головы застрелили еврейку и четверых ее детей. Женщина была на восьмом месяце беременности. Ребенку в ее утробе тоже не успели дать имени. Почему сегодня никто не спрашивает: как такое возможно уже в XXI веке?
Покойный папа римский сказал, что такое стало возможно вследствие неправильного толкования христианами некоторых положений Евангелия. Поверим папе. А теперь уже найдено правильное толкование?
Нет, в Зале имен такие вопросы не обсуждаются. Кладбища и гробницы - неподходящие места для разговоров о политике. Здесь говорят о вечном. И о тех, кто, сгорев в пламени Холокоста, не перестали быть близкими. Даже наоборот: стали еще ближе.
В 1961 году газета "Нью-Йорк таймс" прислала своего корреспондента Ханну Арендт в Иерусалим, чтобы вести репортажи о процессе Эйхмана. Чем удивил журналистку сидевший в будке из пуленепробиваемого стекла тип? Своей ординарностью. "В нем нет ничего зловещего", - отметила Ханна Арендт. Возможно, она надеялась увидеть типичного злодея из мультфильма. С клыками и пронзительным взглядом из-под мохнатых бровей. А он говорил, как простой почтовый служащий.
Впоследствии Ханна Арендт написала книгу об ординарности, банальности зла, и эта идея стала предметом изучения и обсуждения в трудах целого поколения философов второй половины ХХ века. Ханна Арендт попыталась объяснить, как человек, не отдавая себе отчета в том, что он делает, попадает в подставленную ему обстоятельствами, историей ловушку зла, после чего его, как щепку, несет зловонный поток коллективного преступления. И он в нем участвует. В войне и в массовом зверском уничтожении людей. И ведет себя так, что потом невозможно понять, как он мог.
Широко известен групповой фотопортрет нацистских преступников, сидящих перед судьями Нюрнбергского международного трибунала. Хотя мы все прекрасно знаем, какие ужасные преступления им были инкриминированы, посмотрите на них внимательно и, набравшись объективности, покажите мне хотя бы одну типично бандитскую рожу. Можете мысленно поставить перед ними кружки с пивом и написать с натуры картину под названием "Пивной бар на окраине Мюнхена". Геринг подошел бы на роль бармена. Почему Ханну удивил этот обыкновенный Эйхман?
Мне кажется, ординарность внешности Эйхмана и идея банальности зла ее так поразила потому, что мы - простите за откровенность - заражены разрушительной, чисто христианской, идеей Зла, якобы порожденного первородным грехом и космического масштаба сценарием трагедии борьбы между Сатаной и Б-гом.
Х.Арендт рисует Эйхмана, как человека-машину, бездумного, лишенного способности оценивать свои действия с точки зрения личного отношения к ним. Неспособный мыслить, он просто выполнял приказы и инструкции. "Оказавшись в ситуации, выходящей за рамки рутинного следования тому, что положено, он, - писала Арендт, - обнаруживал полнейшую беспомощность".
Ординарный Эйхман, ординарное зло, ординарные черные папки на полках Зала имен, мимо которых я постоянно, на протяжении 22 лет, прохожу… Неординарна жизнь каждого отдельного еврея, старушки, ребенка, которому не успели дать имя, невесты, которая не успела под хупу, парня, который недоучил урок по алгебре… Неординарна жизнь, прерванная на полузвуке…
Поскольку речь идет об одном бюрократическом чудовище по имени Эйхман или Кальтенбрунер, то спрашивается, кого же казнили: чудовище, пославшее на смерть миллионы людей, или примитивную машинку, которую, сломав, стоило бы вышвырнуть из памяти? А если таких машинок миллион, то что толку в шуме вокруг расправы (безусловно, справедливой) над одной из них?
Пару лет назад по одному из каналов российского телевидения показали обыкновенного старичка, который рассказал, что, служа в Соловецком лагере, он однажды в течение одного рабочего дня застрелил больше тысячи человек. Отобранных Б-г весть по какому признаку для расстрела подводили по одному, и он, согласно инструкции, стрелял каждому в затылок. И не сошел с ума. И не раскаялся. И дожил до глубокой старости.
Примеров обыкновенного (банального) зла так много, что эту статью можно иллюстрировать до бесконечности. В поисках того, как и почему люди оказываются толпами, вовлеченными в потоки и водовороты злонаправленных действий, вина возлагалась то на мифическую, то на реально-историческую фигуру, и сразу становилось вроде бы ясно, кто главный виновник и кому следует противостоять.
Но ведь у каждого есть еще его голова на плечах и сердце в груди! - восклицает здравомыслящий обыватель, не вникающий в хитросплетения философской мысли. Не помогает! - отвечает ему госпожа Арендт, ибо "...будь процесс мышления, как таковой, привычкой отражать и исследовать происходящее, независимо от специфического содержания и результатов, то может ли это быть препятствием к тому, чтобы человек совершал злонамеренные действия?"
Короче: достаточно ли иметь "а бисэле сэйхл ин коп" (немножко ума в голове), как говорила моя бабушка, та самая, о которой сказано выше и имя которой я увековечил в Зале имен, в соединении со стартером, автоматически приводящим "сэйхл" в действие, чтобы не делать гадостей и не совершать преступлений против человечества? Нужно ли быть философом, чтобы понимать, что, конечно же, не достаточно? Для того и существуют, и претендуют на универсальность во времени и пространстве нравственные системы, чтобы, не полагаясь на "сэйхл" каждого, определить рамки того, что можно и чего нельзя.
Арендт пишет, что события, связанные с германским нацизмом, свидетелями, участниками и жертвами которых оказались десятки миллионов людей, разрушают наши представления о природе зла и взаимоотношении между злом и способностью мысли противостоять ему.
Однако, так ли уж уникальны в своей банальности Эйхман и германский нацизм? Сидя рядом с миллионами символических памятников жертвам Гитлера, Эйхмана и компании, я силюсь понять разницу между развязанной Сталиным и Гитлером Второй мировой войной и крестовыми походами XI -XII веков н.э., жертвами которых было население территорий, где жили христиане, мусульмане и евреи, но которые имели несчастье оказаться на пути крестоносных банд. Или разницу между той же Второй мировой и психопатами Петром и его дружком Меншиковым, по приказу которых вырезали десятки тысяч украинских казаков... Что касается мусульман и евреев, то их убивали без разбора, кого в Европе, а кого в местах, где мы сейчас живем. В процентном отношении число погибших вполне сравнимо с тем, что произошло в середине прошлого века, но в данном случае нас интересует не столько отношение числа жертв к численности жителей страны, сколько природа и источник зла. Уровень фанатизма и жестокости "защитников гроба Господня", вместе сводимых к полному презрению к жизни таковы, что рядом с ними хомейнизм - детские игры.
Уникальность Шоа в том, что впервые в истории была поставлена задача такого масштаба по полному истреблению целого этноса - евреев. А то, что миллионы германских и не германских эйхманов, не прибегая к интеллектуальному анализу поставленных задач, не пытаясь сличить свои действия с уроками добра, лучшими образцами художественной литературы, трудами философов или проповедями священников, делали, что приказано, - это и было банальным, как сапог рейхсфюрера, злом.
Госпожа Арендт писала, что зло не имеет корней, что оно поверхностно, и человеку достаточно поглубже вникнуть в суть происходящего, как зло испаряется. Зло банально, потому что поверхностно. Эта идея получила в наше время такое распространение, что широко обсуждается в прессе и на научных конференциях. Сказать по правде, мне эта идея не помогает ни понять, ни ощутить природу и происхождение ни главных действующих лиц истории нескольких последних десятков лет, ни банальных бюрократов, ни хладнокровных палачей.
Совершенно ясно, пишет в "Дневниках писателя" Ф.М. Достоевский, что зло гораздо глубже заложено в человеке, чем думают социалисты, что никакая организация общества не способна его исправить, что душа человека останется такой же, как была, что грех происходит из самой души, что законы, управляющие человеческим духом, человеку неизвестны... и только Он может сказать, что воздаст по заслугам. Если так, то, выходит, и говорить не о чем, и выяснять нечего, и избежать эйхманов нет никакой возможности. Социалистическая идея состоит в том, что источником зла в обществе являются нищета, несправедливость и неравенство, но мы уже видели, как и по какой технологии социалисты эти условия исправляют. Та же Арендт в 1945 году предсказывала, что на протяжении всей второй половины века все мыслители только и будут заняты этим чертовым вопросом о природе зла.
Вышеупомянутый папа Иоанн Павел Второй, мудрый старик, на старости лет, когда уже руки затряслись от болезни Паркинсона, не только осознал простую истину, что Холокост начался не с Эйхмана и не с Гитлера, а с того, что "христиане ошибочно интерпретировали некоторые положения Евангелия". А он уверен, что та часть Священного писания, которая в христианском мире называется "Ветхим заветом" ими правильно интерпретирована?
Христианство, распространившее свое влияние на огромном пространстве планеты, представляет собой мутацию иудаизма с включением элементов язычества и зороастризма. В частности, дуалистическое представление о разделении всего сущего на злое и доброе заимствовано из зоорастризма. В некоторых вариантах христианства, таких, как манихейство, это разделение достигает такой степени, что носитель зла превращается в антипода самого Бога.
У евреев все сущее, белое и черное, доброе и злое происходит из единого Источника. Подобно тому, как, по словам Черчилля, демократия, может быть, и не самое лучшее изобретение человечества, но ничего лучшего у нас нет, иудаизм тоже кому-то, быть может, не очень нравится, но ничего лучшего, никакого лучшего гаранта и руководства к праведной и здоровой жизни пока еще не придумано. Впрочем, имейте в виду, что я пишу эти строки, сидя в Зале имен, среди миллионов памятников жертвам "банального зла", и не ждите от меня объективности по отношению к палачам моего народа.
Иудаизм тоже, конечно, отличает добро от зла и мыслит их, как антиподы, но природа зла очень проста: неотступное выполнение заповедей и правил, установленных Торой и традицией, является добром, а нарушение этих правил - злом.
***
Спрашивают: продолжают ли поступать новые листы? Да, продолжают, и в большом количестве. Приносят и вручают прямо в зале, присылают по почте. А вышеупомянутый веб-сайт дает возможность заполнить и прислать лист по электронному каналу. Но сколько еще имен скрыты в глубине этой страшной каменной пропасти, символически представленной опрокинутым вниз конусом - в пропасти нашей коллективной памяти!
Иерусалим
Рис. В. Бродского
Публикуем адрес электронной почты, по которому вы можете сразу же получить лист свидетельских показаний на русском языке. Вам просто следует открыть этот документ и затем выпустить на принтере нужное вам количество экземпляров. Действуйте. Вспоминайте. Пишите, евреи!
www1.yadvashem.org/download/pdf/Visio-POT_ru.pdf